|
<უკან დაბრუნება
И. Г. Равич, Н. В. Рындина
МЫШЬЯКОВО-НИКЕЛЕВЫЕ БРОНЗЫ МАЙКОПСКОЙ КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
(ОСОБЕННОСТИ СОСТАВА, СПОСОБОВ ПОЛУЧЕНИЯ, ТЕХНОЛОГИИ)
Краткие сообщения Института археологии. Вып.230 / Ин-т археологии
РАН; Гл. ред. Н. А. Макаров, М.: Языки славянской культуры, 2013.
I.G. Ravich, N.V. Ryndina. Arsenic-nickel bronzes of the Maikop culture in the Northern Caucasus (features of composition, production methods and technology used)
Abstract.
This article is devoted to questions concerning the metallurgy of Maikop arsenic-nickel bronzes, the nature of their composition and the methods used to produce items for a variety of functions. After experimental smelting, it was established that it was possible to obtain bronzes using nickeline and annabergite as alloying additions to copper. It was demonstrated that Maikop craftsmen, when they engaged in smelting of this kind on a basis of local raw materials, would skillfully regulate the concentration of the blend and the temperature to which it was heated. They were well aware of the properties of arsenic-nickel alloys and used them to make their most prestigious items of weaponry and tools.
Ключевые слова: майкопская культура, мышьяково-никелевые бронзы, местные руды, опытные плавки, состав и свойства сплавов, категории изделий.
Майкопская культура, ареал которой охватывает равнины и предгорья Северного Кавказа, - ярчайший феномен раннего бронзового века. Культура датируется ныне IV – началом III тыс. до н.э.; она получила свое название по имени большого Майкопского кургана, раскопанного Н.И. Веселовским в Адыгее в 1897 г. Более чем столетний период ее изучения связан с именами таких исследователей, как М.И.Ростовцев, А.А.Йессен, Е.И.Крупнов, Р.М.Мунчаев, Е.Н. Черных, С.Н.Кореневский, А.Д.Резепкин и др. Коллекции бронзовых находок майкопской культуры, обнаруженных в богатейших курганных погребениях, исчисляются сотнями изделий. Массовыми сериями представлены орудия труда, предметы вооружения, бытовые и культовые объекты. Изучение их состава, проведенное различными исследователями (Селимханов, 1960. С.89-95; Черных, 1966. С.98-103; Черных, 1973. Табл.III. Приложение; Кореневский, 1984. С.284-299. Табл.I; 1988. С.94. Табл.; Галибин, 1991. С.59–69. Табл.I; Резепкин, 2012. С.66. Табл.3) с помощью спектрального анализа, показало, что подавляющее их большинство изготовлено из мышьяковой бронзы. Среди них особую группу составляют сплавы с повышенным содержанием никеля, концентрация которого может достигать значений от 1% до 4,4%. Вещи, сделанные из подобных высоконикелевых сплавов, как правило, отличаются уникальной формой и технологией обработки. Среди них могут быть названы: мотыга, топор-мотыга и нож-бритва большого Майкопского кургана; втульчатый топор со сложным жемчужным орнаментом на обухе и три кинжальчика с выпуклыми нервюрами на клинке из погребения 5 кургана 31 урочища Клады; диски-зеркала (?) с р. Кудахурт (к.1, п.3) и Чегема I (к.5, п.3) и пр. Изделия рядовых категорий (тесла, шилья, крюки, долота) занимают более скромное место в наборе майкопских находок из мышьяково-никелевых бронз. Взгляды исследователей на природу никеля в сплавах майкопской культуры вызывают непрекращающуюся дискуссию. Е.Н.Черных, ранее всех обратившийся к этой проблеме, полагает, что никель попадал в бронзы при плавке медных руд, содержащих этот элемент, которые, по его мнению, следует искать на территориях Ирана, Передней Азии и Анатолии (Черных, 1966. С.44–46, 49). Автор полагает, что майкопские изделия из мышьяково-никелевых сплавов следует считать изготовленными из привозного металла. Иное предположение о природе никеля в майкопских мышьяковых бронзах высказали С.Н. Кореневский (1988. С.93) и В.А.Галибин (1991. С.60, 61). Они считают, что мышьяково-никелевые бронзы Северного Кавказа получены путем добавки в медь местной по происхождению мышьяково-никелевой руды – никелина (NiAs). С.Н. Кореневский, кроме того, высказал предположение, что в ряде случаев присутствие никеля в медно-мышьяковых сплавах могло быть обусловлено использованием в качестве лигатуры зеленого силиката никеля – гарниерита (Ni,Mg)3 [Si2O5][OH]4), месторождения которого также известны на Северном Кавказе (Кореневский, 2011. С. 16). По нашему мнению, это маловероятно, поскольку в настоящее время силикаты никеля считаются трудно восстановимыми даже в современных условиях, т.к. требуют очень высоких температур нагрева - до 1500ºС и выше, недоступных в древности (Рузинов, Галяницкий, 1975. С.197). Далее мы покажем, что эта точка зрения подтверждается лабораторными опытами.
Следует обратить внимание и на публикацию А.Н. Егорькова (2002. С.117–120), в соответствии с которой источником никеля являлись смешанные блеклые сульфидные руды, ассоциированные с медными месторождениями и содержащие никель в виде примеси. Однако блеклых минералов, заметно обогащенных никелем, в природе нет. Кроме того, при работе с этими рудами требуется обжиг, при котором сильно улетучивается мышьяк, а сера остается в металле в значительном количестве (Пазухин, 1964. С.150, 151. Табл.I). При описании руд Кавказа, содержащих никель, нельзя не отметить публикацию В.Киффера о Такналинском месторождении, медные руды которого содержат 1% никеля. Данные хранятся в рукописных материалах Росгеолфонда, и, к сожалению, в них нет ни географической привязки рудника, ни какой-либо другой информации (Киффер, 1939). Нам представляется наиболее вероятной гипотеза С.Н. Кореневского и В.А. Галибина о получении мышьяково-никелевых бронз с помощью добавления в медь никелина. Его проявления известны в Даховском, Белореченском, Большелабинском месторождениях Северного Кавказа (Бетехтин, 1940. С.589; Кобилев, 1936. С.14), которые расположены в зоне большой концентрации прикубанских памятников майкопской культуры в междуречье Белой и Лабы (рис.1). В Даховском и Белореченском месторождениях никелин образует крупные древовидные скопления; он сконцентрирован в верхней зоне выходящих на поверхность разломов доломита, и его размеры могут составлять в ширину 0,8–3 м (Казанцев, 1977. С 91). В нижних проявлениях месторождений концентрируются разнообразные окислы урана, которые в виде малых фрагментов (чаще всего настурана U3 O8) встречаются и в поверхностной зоне среди доломита и никелина (Лаверов и др., 1992. С. 5. Рис.2). Кроме никелина, являющегося основным минералом Белореченского и Даховского месторождений, в той же зоне сконцентрированы другие разновидности мышьяково-никелевых руд: раммельсбергит NiAs2, хлоантит NiAs3, аннабергит Ni3[AsO4]·8H2O, герсдорфит NiAsS, а также самородный мышьяк. В Большелабинском месторождении мышьяково-никелевые минералы представлены аритом NiAsSb и аннабергитом Ni3[AsO4]·8H2O. Древние рудознатцы могли обратить внимание на перечисленные выше мышьяково-никелевые минералы, т.к. они весьма приметны: никелин обладает золотистым цветом и металлическим блеском, аннабергит – зеленый, хлоантит – оловянно-белый с металлическим блеском.
Для характеристики рудной базы Северного Кавказа остановимся кратко на описании некоторых месторождений меди, которые могли использовать древние рудознатцы. Это важно потому, что в литературе до сих пор встречается мнение, что майкопские мастера применяли привозную медь, шедшую с территорий, примыкающих к Кавказу с юга (Черных, 1966. С. 47; 2009. С. 211). На основе детального изучения геологических публикаций нами была составлена карта поверхностных рудопроявлений меди на Северном Кавказе (Рындина, Равич, 2012. С.10. Рис.6). На ней зафиксированы многочисленные выходы медных руд, распространенных от р.Белой на западе до Дагестана на востоке. В качестве одного из примеров можно назвать богатое Урупское медно-колчеданное месторождение, расположенное на р. Уруп, левом притоке Кубани, в зоне окисления которого зафиксированы малахит, азурит и самородная медь (Скрипченко, 1960. С.7–19; Геология СССР, 1968. С.210–212). Подобные руды могли разрабатывать племена галюгаевско-серегинского, псекупского и новосвободненского вариантов майкопской культуры. Для Центрального Кавказа – зоны обитания племен долинского локального варианта майкопской культуры – важны следующие месторождения: Бадское, где широко представлены малахит и самородная медь, и Хоникомское рудное поле, которое имеет зону окисления, выходящую на поверхность (Черницын, 1977. Рис.15. С. 29, 58, 59, 81, 84, 167). Оба рудных выхода расположены в бассейне р.Фиагдон на территории Северной Осетии. Таким образом, мы можем констатировать, что потенциальные возможности для выплавки мышьяково-никелевых бронз на Северном Кавказе были достаточно велики. Однако важно установить, применяли ли описанные выше руды в действительности, возможно ли было получить из них качественные слитки, насколько трудоемким являлся процесс выплавки. Не менее серьезная проблема связана с изучением влияния никеля на свойства мышьяковых бронз. К некоторым аспектам рассмотренных выше проблем мы обращались ранее (Рындина, Равич, Быстров, 2008. С.208–211), при изучении коллекции 150 майкопских находок, образцы от которых были отобраны Н.В. Рындиной в процессе работы в различных музеях Северного Кавказа, Москвы и Санкт-Петербурга. Суммируя в кратком виде полученные ранее результаты, необходимо отметить следующее. Мышьяково-никелевые бронзы можно успешно выплавить, используя в качестве лигатуры к меди никелин. Применение местных источников никелина для получения майкопских бронз подтверждено нами с помощью метода F-радиографии, который выявил наличие следов окислов урана в майкопских изделиях (рис.1). Как мы писали выше, окислы урана сопутствуют никелину Даховского и Белореченского месторождений. Установлено также, что никель в тех пределах, в которых он встречается в древних мышьяковых бронзах, не влияет на показатели их механических свойств (твердость и пластичность). Чрезвычайно важен и полученный ранее вывод о том, что мышьяково-никелевые бронзы поддаются закалке и отпуску, которые зафиксированы при металлографическом исследовании кинжалов, найденных в могильниках Чегем I (к.5, п.3) и Чегем II (к.36, п.1). Применение этой обработки позволяло достичь высокой твердости и достаточной пластичности кинжальных клинков. Вместе с тем, некоторые проблемы, касающиеся мышьяково-никелевых бронз майкопской культуры, требуют более детального рассмотрения. Ранее было высказано предположение, что полезная роль никеля в мышьяковых бронзах связана с тем, что он удерживает в них мышьяк (Eaton, McKerrel, 1976. P.170; Tallon,1987. P.37; Кореневский, 1984. С.257). Однако данное предположение нуждалось в большей конкретизации, т.к. не были установлены соотношения между мышьяком и никелем в тройных сплавах майкопской культуры, и поэтому оставалось неясным, какие именно концентрации никеля соответствуют более высоким содержаниям мышьяка. Мы попытались их определить с помощью анализа состава мышьяковых бронз майкопской культуры, содержащих никель, и изучения взаимосвязи между концентрациями этих элементов. Также мы провели экспериментальные плавки, используя в качестве источника никеля аннабергит и гарниерит, представленные, как и никелин, среди мышьяково-никелевых руд Северного Кавказа. Кроме того, мы проанализировали, в каких изделиях преимущественно использовались мышьяково-никелевые бронзы, связана ли типология этих изделий с их составом. Полученные нами результаты изложены ниже. Проведение опытных плавок. Было осуществлено несколько плавок, в которых использовали шихту, состоящую из смеси аннабергита, а впоследствии и гарниерита, с малахитом или медью. Для плавки использовали электролитическую медь и чистые руды, полученные в минералогическом музее им.Ферсмана РАН. Состав аннабергита определяли с помощью электронно-зондового анализа на сканирующем электронном микроскопе «Camebax». Аннабергит содержал 16,24% As; 18,98% Ni; 62,21% O; 0,27% Fe; 0,39% Co; 0,04% P; 1,79% Mg; 0,06% Ca. Состав гарниерита определяли по данным публикаций: NiO – 30–38%, SiO2 – 44,1%, H2 O – 12,9% (Юбельт, 1978. C. 128, 129). Шихту рассчитывали таким образом, чтобы получить сплавы, близкие по составу к древним. Опыты осуществлял доцент кафедры металлургии цветных, редких и благородных металлов Московского государственного института стали и сплавов С.В. Быстров. Плавки с аннабергитом проводили в электрической муфельной печи в восстановительных условиях. Для создания восстановительной атмосферы использовали графит. При плавке шихту, состоявшую из аннабергита и меди, загружали в графито-шамотный тигель с графитовой крошкой и нагревали до 1200ºС. Чтобы проверить влияние времени выдержки при 1200ºС на состав бронзы, провели несколько плавок с аннабергитом: в четырех плавках шихту выдерживали в течение одного часа, в трех – время выдержки увеличивали до двух часов. После достижения высокой температуры и образования расплава металл перемешивали и оставляли в тигле на 15 минут, затем тигель извлекали из печи и охлаждали на воздухе. Также мы исследовали возможность получения мышьяково-никелевой бронзы, вводя в шихту в качестве источника меди малахит, мышьяка –аурипигмент, никеля – гарниерит. Шихту нагревали до 1220ºС в графито-шамотном тигле в течение 80 минут, перемешивали, выдерживали еще 60 минут при этой температуре и по достижении 800ºС извлекали из печи.
Результаты опытных плавок. Как показало исследование, мышьяково-никелевые бронзы можно успешно выплавлять, применяя аннабергит в составе исходной шихты, однако расчетное количество мышьяка в итоге плавки не всегда совпадает с экспериментальным. Концентрация мышьяка уменьшается по мере увеличения времени выдержки шихты при температуре с одного часа до двух часов, что обусловлено, вероятно, испарением мышьяка. Во всех проведенных плавках между мышьяком и никелем наблюдается линейная зависимость, причем мышьяка в бронзе всегда больше, чем никеля (рис.2). Соотношение между этими элементами зависит от времени выдержки шихты при температуре выплавки, что иллюстрируют прямые 1 и 2 (рис. 2). На прямой 1 также показана взаимосвязь между мышьяком и никелем, которую мы установили ранее при получении сплава с использованием никелина (Рындина, Равич, Быстров, 2008. С. 215. Рис. 2). Как видно из рис. 2, бронзы, изготовленные с использованием аннабергита или никелина, схожи, когда выдержка шихты при температуре составляет один час (рис.2, прямая 1). Полученные в экспериментах слитки плотные, без пор; причем добавление никеля к мышьяковым бронзам, содержащим 1–3% мышьяка, меняет их цвет с красного на золотистый. Опыты плавок с гарниеритом оказались менее удачными: в результате плавки мы получили слиток, в котором количество мышьяка в сплаве вместо расчетных 4,5% составило 2,6%, при этом на слитке образовалась плотная коричневая корка из смеси окислов мышьяка, никеля, кремния и железа, в которую перешел почти весь никель, так что в сплаве его осталось 0,32%. Особенности состава мышьяково-никелевых бронз майкопской культуры. Изучение химического состава майкопских бронз основывалось на данных анализа 314 находок. Из них 136 исследованы нами с помощью электронно-зондового анализа, 13 подвергнуты рентгенофлуоресцентному анализу, учтены также результаты определений химического состава находок майкопской культуры, проведенные ранее с использованием эмиссионного спектрального анализа и опубликованные в отмеченных выше работах И.Р.Селимханова (1960), Е.Н.Черных (1966; 1973), С.Н.Кореневского (1984; 1988), В.А.Галибина (1991), А.Д.Резепкина (2012. С.66. Табл.3). В 67 случаях металл изделий подвергался изучению с помощью различных аналитических методов. В аналитически изученной базе данных представлены находки, относящиеся к различным вариантам майкопской культуры – галюгаевско-серегинскому, псекупскому, новосвободненскому и долинскому, а также случайные находки, условно относимые к майкопско-новосвободненской общности. Большая часть проанализированных изделий связана с предметами вооружения: кинжалы (94), меч и копье. В составе орудий труда: втульчатые топоры (48), которые могли иногда использоваться и как боевое оружие, а также тесла (27), шилья (26), долота (15), остальные 11 изделий – это мотыги, стамески, зубила, пробойники, иголки. В оставшуюся группу разнообразных находок входит кухонная утварь (котлы, посуда), вилообразные предметы, крюки, гвозди, заклепки, кольца для запряжки быков и др. Основная масса изученных предметов изготовлена из мышьяковой бронзы, концентрация в которой никеля варьирует от тысячных, сотых и десятых долей процента до целых процентов, достигая в ряде случаев 3,5–4,4%. Чтобы выяснить, начиная с какого содержания никеля можно полагать его намеренное введение в мышьяковые бронзы, мы построили гистограмму концентраций никеля в орудиях труда и оружии (рис. 3, А). Мы полагали, что наиболее явно влияние никеля может проявиться именно в этих изделиях, поскольку от них требовались высокие показатели механических свойств. Как видно из гистограммы, на логарифмической шкале (рис.3, А) выделяются два высоких пика в области концентраций никеля 0,3–1% и 1–3%. Более детально изменение содержания никеля в пределах десятых долей процента и целых процентов представлено на равномерной шкале и приведено на гистограммах (рис.3, Б, В). Гистограммы свидетельствуют, что число изделий возрастает начиная с концентрации в них никеля 0,8%, наибольшее число находок (высокий пик на гистограмме, рис.3, В) относится к интервалу его содержаний 1–2%. Из этих наблюдений следует, что граница искусственного легирования, как будто, соответствует наличию никеля в количестве 0,8–1%. Корреляционный график зависимости между концентрациями мышьяка и никеля (рис. 4) иллюстрирует, что в пределах содержаний никеля 0,1–1% корреляции между этими элементами нет, т. е. в бронзы этой группы никель попадал независимо от мышьяка (область I). В наиболее многочисленной группе бронз, содержащих более 1% никеля (область II), несмотря на большой разброс данных, можно выделить сплавы, в которых наблюдается линейная зависимость между мышьяком и никелем (рис. 4, прямые 1 и 2).
Очевидно, что в бронзы этих изделий никель попадал при легировании меди мышьяково-никелевыми рудами. Такими рудами могли быть никелин и аннабергит, при плавке которых мы получили корреляционные прямые (рис.2), схожие с теми, которые показаны на рис.4. Не исключено также, что одновременно с никелином и аннабергитом могли использовать сопровождавшие их руды типа раммельсбергита NiAs2 и хлоантита NiAs3. Вариации составов исходной руды и условий плавки, вероятно, приводили к возникновению различных взаимозависимостей между мышьяком и никелем, чем, по-видимому, можно объяснить наличие двух корреляционных прямых 1 и 2 (рис.4, область II), а также области рассеяния вокруг них. Как видно из рис.4, бронзы с концентрацией 0,8–1% никеля, а также большинство сплавов с концентрацией никеля от 1% до 4%, содержат 3–5% мышьяка, что соответствует оптимальному сочетанию пластичности и упрочнения подобного металла после холодной ковки (Рындина, Равич, 2012. С.5. Рис.1). Как известно, мастера майкопской культуры повышали твердость рабочих окончаний орудий труда и оружия с помощью холодной ковки (Рындина, Равич, Быстров, 2008. С.208, 209). Следовательно, руды, содержащие никель, применяли преимущественно для получения мышьяковых бронз оптимального состава, причем древние мастера умели рассчитывать необходимое количество содержащей никель лигатуры и управлять процессом плавки. По-видимому, наиболее подходящими для них были мышьяково-никелевые руды, о чем свидетельствует большое количество сплавов с линейной зависимостью между мышьяком и никелем (рис.4, область II). Реже применяли другие руды с никелем, при использовании которых концентрация никеля в бронзе оставалась постоянной (0,8–1%), а количество мышьяка чаще всего варьировало в пределах 3–5% (рис.4, область I). Одними из таких никельсодержащих руд могли быть медно-никелевые минералы Кавказа, упоминавшиеся выше в связи с геологическим отчетом В. Киффера (1939), с содержанием никеля 1%. Концентрация никеля, при которой древние металлурги могли выплавить бронзы, содержащие 3–5% мышьяка, зависела от типа исходной руды и условий плавки и составляла от 0,8 до 4% (рис.4). Ориентируясь на корреляционные прямые (рис.4), можно, по-видимому, объяснить, почему содержание никеля в мышьяково-никелевых бронзах редко составляет более 4%. На графиках видно, что превышение этой концентрации приводит к увеличению содержания мышьяка, которое может достигать 6% и более, что приводит к падению пластичности мышьяковых бронз (Рындина, Равич, 2012. С.5. Рис.1). При сравнении количества находок (оружия, орудий труда и втульчатых топоров), содержащих в металле 0,8–4,4% никеля (обозначим их как группа 1) и менее 0,8% никеля (обозначим их как группа 2), нами были получены следующие результаты (рис.5). Наиболее часто мышьяково-никелевые сплавы группы 1 шли на изготовление предметов вооружения. Их общая сумма составляет 94 находки, из них 41, или 43,6% выборки, относится к первой высоконикелевой группе 1, остальные – к группе 2. Подобный подсчет мы провели также для орудий труда и втульчатых топоров. Оказалось, что для формовки орудий сплавы группы 1 использовались реже, чем для изготовления оружия (31 находка из 79, или 39,2%). В наименьшем количестве случаев подобные сплавы использовались в обработке топоров (11 находок из 48, или 22,9%). Важно отметить, что число изделий всех категорий в группе 2 всегда больше, чем в группе 1. Из этого следует, что обогащенные никелем сплавы высоко ценили и применяли, как правило, для изготовления наиболее сложных и престижных форм инвентаря. Яркой иллюстрацией этому служит типологический набор кинжалов, отлитых из тройных бронз с высоким содержанием никеля.
Среди них массовыми сериями представлены кинжалы «кишпекского» типа с овально-листовидным клинком, на поверхности которого размещены продольные желоба (рис.6, 1–8, 13, 14). По типологии С.Н. Кореневского, они относятся к группе 2, вариантам 2б, 2в (Кореневский, 2004, С.42). Особо отметим среди них двухжелобчатый кинжал (рис.6, 7), который С.Н. Кореневский считает «самым изящным по современным меркам» (Кореневский, 2011. С. 127, 203. Рис.19, 3). Он обнаружен в богатом погребении подростка (Чегем I, к. 5, п.3), содержащем золото. Именно этот кинжал получен с помощью закалки и последующего отпуска лезвия, о чем свидетельствует металлографическое исследование его черенка и лезвийной кромки (см. цв. вклейку, рис.II, 1, 2). Как мы уже отмечали выше, эта обработка позволяла придать высокую твердость рабочей части клинка (190 кг/мм2). Среди кинжалов, металл которых обогащен никелем, можно назвать и три упомянутые выше находки, известные по могильнику Клады (к.31, п.5). Все три – черенковые с отверстием и продольным ребром на клинке (см. цв. вклейку, рис. II; рис.6, 10, 11, 12), полученным в процессе литья по восковой модели.
Таким образом, майкопские кинжалы из тройных бронз отличались не только сложностью формы, но и изощренностью методов производства, что и придавало им особую ценность. В связи с этим уместно вспомнить следующее заключение С.Н. Кореневского: «Судя по распределению по комплексам предметов из мышьяково-никелевой бронзы, можно заметить, что изделия из нее особо концентрируются в наиболее престижных (хотя и не во всех) погребениях разных вариантов МНО. В их число входит Майкопский курган, погребение 5 урочища Клады, Нальчикская гробница, Кишпекская гробница. Такое явление можно объяснить как изготовление вещей на заказ особым лицам из определенного сырья» (Кореневский, 2011. С.121).
Подводя итоги, отметим, что получение мышьяково-никелевых сплавов в майкопско-новосвободненской среде базировалось на использовании местных рудных источников. Прослеженное мастерство в легировании меди никелином и аннабергитом, установленное совершенство обработки изделий из мышьяково-никелевых бронз позволяют заключить, что майкопское металлопроизводство отличалось высокой технической культурой и узкой профессиональной специализацией мастеров.
Литература
Бетехтин А.Г., 1940. Никелин // Минералы СССР. М. Т. 2.: Изд-во АН СССР. С. 589–592.
Галибин В.А., 1991. Изделия из цветного и благородного металла эпохи ранней и средней бронзы //Древние культуры Прикубанья (по материалам археологических работ в зонах мелиорацииКраснодарского края): [Сб. ст.] / Отв. ред. В.М. Массон. Л.: Наука. С.59–69.
Геология СССР, 1968. Т.9: Северный Кавказ. Ч.2: Полезные ископаемые / Ред. А.В.Сидоренко. М.: Недра. 640 с.
Егорьков А.Н., 2002. Взгляд на природу никеля в ранней бронзе Северного Кавказа // Античная цивилизация и варварский мир: Мат. 8-го археологического семинара (Краснодар, 13–15 июня 2001 г.) / Отв. ред. Б.А. Раев. Краснодар: Комитет по охране, реставрации и эксплуатации историко-культурных ценностей (наследия) Краснодарского края. С. 117–120.
Казанцев В.В., 1977. Крустификационные жилы с U-Ni Даховского месторождения // Текстуры
и структуры урановых руд эндогенных месторождений / Ред. Р.П.Петров. М.: Атомиздат. С.87–94.
Киффер В., 1939. Никель // Геологический фонд России при Министерстве природных ресурсов России. Инв. № 1031.
Кобилев А.Г., 1936. К минералогии Лабинского мышьяково-сурьмяно-никелевого месторождения // Геология на фронте индустриализации. М. №9. С.11–16.
Кореневский С.Н., 1984. Новые данные по металлообработке докобанского периода Кабардино-Балкарии // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972–1979 гг. Т.1: Памятники эпохи бронзы, III–II тыс. до н.э. / Ред. В.И. Марковин. Нальчик: Эльбрус. С.254–285.
Кореневский С.Н., 1988. К вопросу о месте производства металлических вещей Майкопского кургана // Вопросы археологии Адыгеи: Сб. ст. / Отв. ред. П.У. Аутлев. Майкоп. С.86-104.
Кореневский С.Н., 2004. Древнейшие земледельцы и скотоводы Предкавказья. Майкопско-новосвободненская общность: проблемы внутренней типологии. М.: Наука. 243 с.
Кореневский С.Н., 2011. Древнейший металл Предкавказья. Типология. Историко-культурный аспект. М.: Таус. 335 с.
Лаверов Н.П., Величкин В.И., Шумилов М.В., 1992. Урановые месторождения стран содружества: основные промышленно-генетические типы и их размещение // Геология рудных месторождений. Т. 34. №2. С.3–18.
Пазухин В.А., 1964. О происхождении древней мышьяковистой меди // Изв. АН СССР. Металлургия и горное дело. №1. М. С.151–165.
Резепкин А.Д., 2012. Новосвободненская культура (на основе материалов могильника «Клады»). СПб.: Нестор-История. 344 с.
Селимханов И.Р., 1960. К исследованию металлических предметов из «энеолитических» памятников Азербайджана и Северного Кавказа // СА. №2. С.89–102.
Скрипченко Н.С., 1960. К вопросу о закономерностях размещения медноколчеданных месторождений Северного Кавказа // Геология рудных месторождений. №2. С.7–19
Рузинов Л.П., Гуляницкий Б.С., 1975. Равновесные превращения металлургических реакций. М.: Металлургия. 416 с.
Рындина Н.В., Равич И.Г., Быстров С.В., 2008. О происхождении и свойствах мышьяково-никелевых бронз майкопской культуры Северного Кавказа (ранний бронзовый век) // Археология Кавказа и Ближнего Востока: Сб. к 80-летию Р.М. Мунчаева / Отв. ред. Н.Я. Мерперт, С.Н. Кореневский. М.: Таус. С.196–221.
Рындина Н.В., Равич И.Г., 2012. О металлопроизводстве майкопских племен Северного Кавказа (по данным химико-технологических исследований) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. № 2 (17). Тюмень: ИПОС СО РАН. С. 4–20.
Черницын В.Б., 1977. Металлогения Большого Кавказа. М.: Недра. 191 с.
Черных Е.Н., 1966. История древнейшей металлургии Восточной Европы. М.: Наука. 144 с.
Черных Е.Н., 1973. Результаты приближенного количественного спектрального анализа (В %)
(Приложение. Таблица № 3) // Чеченов И.М. Нальчикская подкурганная гробница. Нальчик: Эльбрус. С.67.
Черных Е.Н., 2009. Степной пояс Евразии: феномен кочевых культур. М.: Рукописные памятники Древней Руси. 622 с.
Юбельт Р., 1978. Определитель минералов. М.: Мир. 326 с.
Eaton E.R., McKerrel H., 1976. Near Eastern Alloying and some Textual Evidence for the Early Use of Arsenical Copper // World Archaeology. Vol. 8. № 2. P. 169–191.
Tallon F., 1987. Metallurgie Susienne // De la fondation de Suse au XVIIIe siecle avant J. C. Vol. 1–2. Paris: Éditions de la Réunion des musées nationaux.
|
