<უკან დაბრუნება

Ростунов В.В.

Эпоха энеолита и бронзы на территории Северной Осетии

Опубликовано: Археология Северной Осетии, часть 1. Владикавказ, СОИГСИ, 2007. С.11-177.

Относительно небольшая по площади территория Кавказского перешейка – горной страны между Черным и Каспийским морями – характеризуется необычайным разнообразием рельефа, геологического строения и природных условий. Географическая среда на ранней стадии деятельности человека оказывала, несомненно, сильное влияние на хозяйственное, духовное и культурное развитие общества. Неослабевающий интерес к изучению древней истории Кавказа объясняется его исключительным географическим положением – на стыке Европы и Азии. Южная область Кавказа – Закавказье – по рельефу и природным условиям тяготеет к Передней Азии, тогда как северная его часть – Предкавказье – исторически и географически входит в область юга Восточной Европы. Кавказ является тем пограничным узлом, где издавна пересекались исторические судьбы местного населения и народов Ближнего Востока, а также степных племен юга Восточной Европы. Следы этих сложных исторических процессов нашли свое отражение в памятниках старины. Указанные два фактора во многом обусловили своеобразие социально-экономического и культурного развития различных областей Кавказа и необычайную этническую пестроту его населения. С точки зрения физико-географического районирования территорию Кавказа делят, как правило, на три части: Предкавказье, Большой Кавказ и Закавказье (Н.А. Гвоздецкий, 1954; 1963). Большой Кавказ нередко делят на Западный, Центральный и Восточный, с границами по меридианам Эльбруса и Казбека (Н.А. Гвоздецкий, 1954.С.38). Термин «Центральный Кавказ» употребляется для определения горной области Большого Кавказа между Эльбрусом и Казбеком, с примыкающими предгорными наклонными равнинами. В северной части региона западной границей Центрального Кавказа является р. Малка – крайний к западу приток р.Терек; с востока область Центрального Кавказа ограничена Ачалукским водораздельным хребтом между реками Сунжа и Камбилеевка; северной границей Центрального Кавказа являются Терский и Кабардино-Сунженский хребты. С севера к области Центрального Кавказа примыкают области Центрального Предкавказья, включающие восток Ставропольской возвышенности и часть Терско-Кумской низменности. Северные области Центрального Кавказа включают в себя территорию Кабардино-Балкарии – в западной части и территорию Северной Осетии – в восточной. По своим природным условиям западная и восточная области региона схожи. Однако в памятниках древнего населения западной и восточной областей Центрального Кавказа наблюдаются существенные отличия. Так, в  эпоху энеолита, в предгорьях западной части региона найденные памятники тесно связаны с культурой населения юга Восточной Европы; в восточной части региона – в горной и предгорной зонах Северной Осетии – в период энеолита наблюдается иная ситуация: здесь найдены памятники закавказского происхождения, связанные с позднеэнеолитическими культурами Грузии (в горах – пещерные стоянки Мыштулагты-лагат, Мард Шаджи-лагат и Шау-лагат, в предгорьях – памятники типа поселений Редант). В результате многолетних раскопок на Осетинской наклонной равнине не выявлено памятников энеолита и ранней бронзы – наиболее ранние исследованные здесь памятники относятся к развитому этапу средней бронзы (курган у хладокомбината в г. Владикавказ, курганы у ст. Архонской, сел. Ногир, Кора-Урсдон и г. Чикола). Памятники более раннего периода - майкопской, куро-аракской культур и начала средней бронзы – найдены только в горах и в предгорной зоне. Так, в горах исследованы памятники куро-аракской культуры – стоянки Шау-лагат и Мыштулагты-лагат, Нижнекобанский могильник, поселение и могильники Загли Барзонд I и II. Дзуарикаусский курганный могильник эпохи ранней – начала средней бронзы расположен непосредственно у выхода из Куртатинского ущелья; Сунженский курганный могильник периода ранней – начала средней бронзы располагается на западных  склонах отрогов Лесистого хребта; Заманкульский курганный могильник эпохи ранней бронзы  находится в районе Цалыкской депрессии, на отрогах Сунженского хребта (рис.1 – карта). Выявленные в результате картографирования памятников эпохи энеолита – средней бронзы закономерности объясняются особенностями природно-климатических условий, оказывавших значительное воздействие на заселение конкретных районов Центрального Кавказа в рамках атлантического и суббореального периодов голоцена.

Роль географической среды в расселении древних обществ на территории Северной Осетии

Исследований древних природно-климатических условий на Кавказе проведено исключительно мало. Достаточно указать на тот факт, что в специальной географической литературе, посвященной Центральному Кавказу, при описании климата региона в постледниковый период исследователи ограничивались констатацией данных о последовательности изменения климата в Западной Европе; при этом само собой подразумевалось, что подобные процессы происходили и на Центральном Кавказе (В.В. Гурьянов, 1964; А.С. Будун, 1994, А.С. Будун, Х.Х. Макоев, 1996 и др.). Учитывая данные географов и климатологов, археологи имеют возможность с большей обстоятельностью моделировать древние исторические процессы. В этой связи следует отметить обстоятельную работу М.Г. Гаджиева, посвященную изучению древней культуры Дагестана (1991 г.), а также монографическое исследование О.М. Джапаридзе, освещающее древнейшие этапы истории Грузии (1989 г.). Иная картина сложилась в изучении памятников Центрального Кавказа и Предкавказья. Попытка реконструкции происходивших здесь этнокультурных процессов, с учетом природно-климатических факторов, сделана И.М. Чеченовым  (И.М. Чеченов, 1984.С.30-33). К сожалению, автор ссылался на все те же общеевропейские данные об эпохальных изменениях климата, без учета местных особенностей. К середине 90-х годов единственным исследованием, посвященным древней истории Центрального Предкавказья, с учетом конкретных палеоклиматических данных. является монография С.Н. Кореневского: на основании серии палинологических анализов, проведенных на Галюгаевском поселении майкопской культуры (степная зона Центрального Предкавказья, на границе с Моздокским районом Северной Осетии), автор реконструирует климатические условия района в древности и их связь с особенностями расселения и экономики древних обществ (С.Н. Кореневский, 1993.С.94-100). В большинстве же случаев археологи либо игнорируют природно-климатический фактор в развитии древних обществ Кавказа, либо относятся к нему чисто формально. Два аспекта такого отношения демонстрируют работы В.А. Сафронова и В.И. Марковина. Так, В.А. Сафронов, исследуя проблемы индоевропейской прародины и вопросы появления первых индоевропейцев на Северном Кавказе, большое внимание уделяет экологии, используя в качестве аргументации присутствие в индоевропейских языках терминов, относящихся к флоре и фауне. Вместе с тем, приводя в качестве доказательства расселения индоевропейцев данные вроде “аргумент осины”, “аргумент дуба”, “аргумент ясеня”, “аргумент грецкого ореха” и др. (В.А. Сафронов, 1983.С.47-55), автор указывает зоны современного распространения этих растений, что существенно сказывается на результатах исследования. Еще более формально относятся к изучению природно-климатического фактора В.И. Марковин и К.Х. Кушнарева. К примеру, во введении к академическому изданию, посвященному эпохе ранней и средней бронзы Кавказа, авторы пишут: “В целом природные условия Кавказа, не претерпевшие кардинальных изменений за длительный период времени, характеризовались теплым и субтропическим климатом…” (К.Х. Кушнарева, В.И. Марковин, 1994С.5). Мотивы подобного утверждения объяснить затруднительно, поскольку современный климат Кавказа описан в учебниках географии, а изучения палеоклимата почти не производилось. Комплекс природных условий, включаемых в понятие “географическая среда”, является необходимым условием существования и жизнедеятельности человеческого общества. К числу таких факторов относятся рельеф, климат, гидрография и др. Любые изменения и колебания природных факторов оказывали значительное влияние на развитие человеческих коллективов в древности.  Четвертичный период, на который приходится существование человечества, в целом отличается контрастностью всех природных процессов. Неоднократно происходящие резкие колебания температуры и влажности приводили к чередованию ледниковых и межледниковых эпох в высоких широтах и дождливых и ксеротермических климатов в низких широтах. В период оледенений Кавказ являлся пограничной зоной между сильно охлажденной Русской равниной, в значительной части занятой покровным ледником, и сохранившей более теплый климат Передней Азией. После Вюрмского оледенения последовали потепления, которые сменялись похолоданиями, осложнившимися колебаниями влажности разной амплитуды (Л.С. Берг, 1938). Такая ритмика в природе отражалась также и на ландшафтах Кавказа. Ритмические смены аридных и увлажненных периодов сопровождались перемещениями широтных и вертикальных ландшафтных поясов. Наиболее полно этот процесс изучен на Северо-Восточном Кавказе, где он соответствует ритмам колебаний уровня Каспийского моря (М.Г. Гаджиев, 1991.С.14-16). Однако, в отличие от Дагестана, влияние морей на колебание климата Центрального Кавказа очень незначительно: Черное море отгорожено от региона боковыми хребтами западной части Кавказских гор, а бассейн Каспийского моря слишком узок – над ним не формируются воздушные массы и он не оказывает влияния на прохождение воздушных масс из Средней Азии, которые не доходят до предгорных равнин Центрального Кавказа; северные области Центрального Кавказа находятся под влиянием северо-западных умеренных воздушных масс, а южные области – под влиянием умеренных и тропических. Об изменениях климата в северных районах Центрального Кавказа в историческое время известно мало. Так, имеются данные о потеплении климата в раннем средневековье в IX – XII вв., в так называемый архызский оптимум. В это время резко сократилась площадь оледенения Кавказа, повысилась снеговая линия, открылись перевалы, происходило заселение и освоение высокогорных котловин Большого Кавказа. С XIII в. климат становится прохладнее и влажнее. Это привело к увеличению снежных зим и резкому возрастанию лавин в горах. Наступление горных ледников привело к выселению человека из прежде освоенных горных котловин. Максимальное ухудшение климата прослеживается с XVIII в. В литературе этот период называется «малым ледниковым периодом». Со второй половины  XIX в. наступило потепление климата и уменьшение количества осадков. Ледники стали отступать, снеговая линия подниматься (А.С. Будун, Х.Х. Макоев, 1996.С.44-45). Приведенные данные, несмотря на свою малочисленность, свидетельствуют о неоднократном, порой резком изменении климата на Центральном Кавказе в исторический период, Несомненно, что подобные изменения происходили здесь и на более ранних этапах истории человечества. Для успешной реконструкции географической среды проживания древних обществ одним из оптимальных вариантов является проведение  палинологических анализов с целью определения характера растительного покрова в различные исторические периоды. Вместе с тем необходимым условием становится изучение особенностей микрорельефа местности, с акцентом на анализ структуры почв. Почва является своего рода летописью, в которой, в виде морфологических признаков, отражаются сведения об изменениях, происходивших с почвой на протяжении тысячелетий. При определенном сочетании климатических факторов формируется соответствующая экосистема организмов, обусловливающих строго определенный биохимический и химический  круговорот веществ в корнеобитаемом слое, который оставляет отпечаток в виде морфологических признаков. При изменении климатических факторов меняется вся экосистема и наряду с прежними морфологическими признаками в почве появляются новые, соответствующие новой экосистеме. Следует только определить порядок происшедших в почве изменений. По морфологическим признакам можно установить, под какими зональными видами растительности она формировалась, в какое время обладала тем или иным плодородием и насколько была пригодна для поселения человека в разные периоды. Специалисты-почвоведы (Н.Н. Оболенский, 1936; Е.В. Рубилин, 1956; К.И. Трофименко, 1966 и др.) считают, что на Северном Кавказе наблюдается общая тенденция изменения климатических, растительных и почвенных условий в сторону иссушения и потепления, что постепенно приводит к остепнению территории, где лесные массивы уступают место лугово-степной и степной растительности, в связи с чем меняется тип почвообразования. Подобные изменения в основе своей связаны с деятельностью человека, в результате которой в современных условиях на Северном Кавказе произошла коренная трансформация изначальных ландшафтов на значительных территориях: современные ландшафты в большинстве случаев не имеют ничего общего с природными условиями, имевшими место в недавнем прошлом. Примером антропогенного воздействия может служить сухостепь Моздокского района Северной Осетии, где в настоящее время сохранились лишь фрагменты пойменных лесов. Термин «Моздок» на кабардинском языке означает «дремучий лес», что предполагает большую облесенность территории Моздокского района всего два-три века назад. Земли, которые в прошлом были заняты лесными массивами, с оподзоленными почвами, обычно низкого плодородия, не могли быть привлекательными для заселения: первопоселенцы в лесных районах Центрального Кавказа могли располагаться вблизи рек и на опушках леса. Примеры этому также можно найти в современных топонимах: так, название селения Кадгарон в Северной Осетии  в переводе с осетинского языка означает «около леса». И хотя в настоящее время вокруг селения пашня и лесов поблизости нет, исследованиями М.И. Сикорского было установлено, что к северу от селения Кадгарон расположены выщелоченные черноземы, развитые под лугово-степной растительностью и не имеющие признаков лесного прошлого, а южнее селения проходит четкая граница дерновых оподзоленных и часто заболоченных в прошлом почв, являвшихся основными почвами, развивавшимися под широколиственными лесами в условиях весьма влажного климата. Леса в этом месте были уничтожены человеком уже в наше время. Сохранился лишь небольшой останец, известный под названием «Святая роща Хетага». Таким образом, для понимания особенностей заселения древними обществами Кавказа в период голоцена возникает насущная потребность изучения динамики изменения климата и рельефа местности на каждом конкретном этапе. В настоящей работе прослеживаются взаимосвязи рельефа и климата с особенностями расселения человека на территории, занимаемой Северной Осетией, в эпоху энеолита и бронзы, что соответствует в целом атлантическому и суббореальному периодам голоцена. Работа основана на принципе геоморфологического районирования. Основными геоморфологическими зонами в Северной Осетии являются следующие: 1) горная зона; 2) отроги и шлейфы Лесистого хребта; 3) Осетинская и Змейская наклонные предгорные равнины; 4) Силтанукская возвышенность, примыкающая к предгорным отрогам и шлейфам; 5) Цалыкская депрессия (плато);  6) западная часть Терско-Кумской низменности (Моздокский район).

Памятники горной зоны

Горная часть Северной Осетии представляет собой склоны гор различной степени высоты и крутизны, а также имеет различную экспозицию. Эта зона весьма разнообразна по своим климатическим условиям. Северные склоны хребтов покрыты лиственным буково-грабовым лесом до высоты 1600м. Характеризуются они большим количеством осадков, выпадающих в основном летом. Средняя июльская температура воздуха +22° , январская падает до –4,5 –5°  (Г.Г. Джанаев, 1970.С. 14; табл.6,7). Продольные долины, лежащие между Скалистым и Боковым хребтами, а также между Боковым и Главным Водораздельным хребтом (в частности, Зарамагская высокогорная котловина), характеризуются специфическими условиями гидротермического режима. Такие особенности проявляются в том, что, будучи защищенными высокими хребтами от обширных равнинных пространств Северного Кавказа и Закавказья, они в своих нижних высотных зонах имеют очень малое количество выпадающих осадков. Склоны южных экспозиций и тальвеги этих продольных депрессий характеризуются сухим климатом до высот порядка 1400 – 1500м над уровнем моря. Снежный покров в продольной депрессии между Скалистым и Боковым хребтами, на склонах южной экспозиции, весьма неустойчив, маломощен и в течение зимы практически отсутствует. Зима в этом поясе теплее, чем в предгорьях, так как в продольные долины, лежащие между хребтами, затруднен доступ воздушным массам, наступающим с севера. На склонах гор, на высотах выше 1600-1800м, расположена горно-луговая субальпийская зона. Безморозный период здесь продолжается более четырех месяцев; этот пояс избыточно увлажнен, особенно в теплое время года; количество осадков достигает 900 –1000мм. На высотах свыше 2400 и до 3000м расположена альпийская зона; еще выше начинается снеговая линия (Г.Г. Джанаев, 1970.С.15; А.С. Будун, Х.Х. Макоев, 1996.С.25). Вопрос о взаимосвязи экологических условий горных районов Северной Осетии с заселением их древними народами остается в настоящее время одним из наименее изученных. Это объясняется прежде всего малой исследованностью горных районов. Происходившие в постледниковую эпоху голоцена неоднократные изменения климата, с периодическим отступлением и наступлением ледников, приводили к значительно большим, чем на равнине, амплитудным колебаниям температур, а также к существенному изменению рельефа местности: формированию новых русел рек и облика приречных долин, образованию или ликвидации перевальных путей, а также к существенному изменению ландшафтных поясов. На северных склонах Центрального Кавказа наиболее полно изучено два многослойных памятника – пещерная стоянка Мыштулагты-лагат в Гизельдонском ущелье  (раскопки Н.И. Гиджрати) и пещерная стоянка Шау-лагат в Куртатинском ущелье Северной Осетии  (раскопки В.П. Любина; Т.Б. Тургиева).

Пещерная стоянка Мыштулагты-лагат

Памятник расположен на правом склоне ручья – притока р.Гизельдон; относительная высота стоянки над поймой р. Гизельдон – 200 – 250м; высота над уровнем моря – 1150 – 1200м (Н.И. Гиджрати, 1987. С.142). Раскопки пещерной стоянки производились Н.И. Гиджрати с целью выявления и изучения слоев эпохи палеолита, вследствие чего комплексного исследования голоценовой пачки отложений автором не проводилось. Поэтому о климатических изменениях в постледниковый период функционирования этого памятника можно судить весьма приблизительно, исходя из стратиграфических данных разреза, изученного геологами Н.Е. Поляковой и Б.А. Вовк (Н.И. Гиджрати, 1987. С.147-154). Согласно этим данным, в пещере прослежено 19 слоев (мощность отложений 11м); из них слои 5-19 относятся к плейстоценовой пачке отложений, а слои 1-4 – к эпохе голоцена. Слой 4, нижний в голоценовой пачке отложений, в основе своей гравийно-дресвяный, щебничтый, с крупным обломочным материалом и делювиальными наносами в виде желтого песчаного суглинка. В верхнем горизонте слоя (4а) найдено два каменных изделия, относящихся к эпохе мезолита (Н.И. Гиджрати, 1987. С.147; табл., 1-2). Особенности литологической структуры слоя 4, а также отсутствие в слое следов почвообразовательных процессов, свидетельствуют о близости ледника и о холодном, резко-континентальном климате; очевидно, начало потепления приходится на период 4а; этот период связан с появлением мезолитического населения на стоянке Мыштулагты-лагат. Между слоем 4а и вышележащим слоем 3 прослежена стерильная прослойка, состоящая из щебня и дресвы, с заполнителем в виде желтой супеси (Н.И. Гиджрати, 1987. С.147), что фиксирует значительный суточный перепад температур. Следы почвообразования здесь также отсутствуют. Слой 3 пещерной стоянки, мощностью 20-23см, в отличие от подстилающих отложений, носит следы почвообразования (вертикальные ветвящиеся трещины) (Н.И. Гиджрати, 1987.С.147). В этом слое зафиксированы следы культурной деятельности человека: уголь, зольные вкрапления, керамика позднего энеолита и ранней бронзы (В.Л. Ростунов, 1989. С.33-35; Н.И. Гиджрати, В.Л. Ростунов, 1993. С.75-101; В.Л. Ростунов, 1994. С.17-18; 1998. С.105-107). Весьма интересны данные из слоя 2 стоянки. Здесь, как и в предшествующем слое 3, прослежены следы почвообразования (вертикальные ветвящиеся трещины) (Н.И. Гиджрати, 1987. С.147). Однако культурные остатки, зафиксированные в слое, относятся к эпохе поздней бронзы (кобанская керамика – в нижних трех горизонтах) и раннего средневековья (аланская керамика – в верхних трех горизонтах). Для слоя 2 характерно полное отсутствие материалов эпохи средней бронзы, что позволяет выявить лакуну в функционировании памятника в среднебронзовый период. Для изучения периода энеолита и ранней бронзы  в горной зоне Северной Осетии весьма показательны материалы 3 слоя пещерной стоянки Мыштулагты-лагат. К сожалению, из-за склоновых процессов стратиграфические горизонты, относящиеся к этим периодам, не вычленяются. Вместе с тем, на основании формально-типологического и технологического анализа керамики из 3 слоя удается вычленить ряд керамических групп, относящихся к энеолиту и ранней бронзе. Так, к эпохе энеолита относятся фрагменты керамики, обладающие комплексом специфических особенностей группы памятников типа Гинчи, Чинна, Абаносхеви, Чинти и др. Материалы периода ранней бронзы представлены фрагментами керамических изделий майкопской и куро-аракской культур. Количественное соотношение керамики энеолита – ранней бронзы из раскопок Мыштулагты-лагат в 1983-87гг. выглядит следующим образом:

Керамика эпохи энеолита составляет основной, наиболее массовый комплекс находок из 3 слоя Мыштулагты-лагат (86% общего количества керамики). К ее наиболее характерным типам относятся мискообразные сосуды-жаровни, со сквозными отверстиями у края бортика; в ряде случаев отверстия, выдавленные изнутри, не сквозные, а образуют на внешней поверхности шишечки – “внутренний накол” (рис.39:9-14,27,33). Характерны также сосуды с широкой, слабо выраженной горловиной и раздутым туловом (рис.3:15), а также дымокуры-“цедилки” баночной формы, с большим количеством сквозных отверстий на корпусе (рис.3:4,5). Часто в качестве формы для изготовления посуды использовались корзины, сделанные из рогожи и тонких прутьев, вследствие чего на донцах и стенках сосудов оставались отпечатки различных типов плетения (рис.3:30-32). Наиболее характерные типы ручек – налепные прихваты, иногда с отверстием для подвешивания (рис.3:6-8,26), а также ручки петлевидной формы; некоторые типы ручек близки к полусферическим ручкам куро-аракской культуры. Весьма своеобразен декор энеолитической керамики из Мыштулагты-лагат: пальцевые защипы по краю венчика (рис.3:23-29), насечки по краю венчика (рис.3:20,21,28,29,34,35), венчики в виде “петушиного гребня” (рис.3:22) ряд косых насечек на тулове (рис.3:19) и елочный орнамент (рис.3:16-18). Исходным сырьем для формовочной массы сосудов служила влажная ожелезненная глина; в формовочной массе отмечены значительные примеси песка и дресвы. Нередко внешняя поверхность сосудов ангобировалась с последующим заглаживанием или лощением. В редких случаях встречается “текстильная” керамика с тканевой прокладкой, оставляющей характерные отпечатки при обжиге сосудов (рис.3:10-12); этот технологический признак также сближается с технологическими особенностями куро-аракской керамики, особенно на раннем этапе куро-аракской культуры. Из некерамического инвентаря следует отметить орудия из кости и рога, а также многочисленные галечные орудия (рис.4). Наиболее выразительно лощило по коже в форме мотыжки, изготовленное из рога (рис.4:1), каменное тесло (рис.4:18), а также топор с желобчатым перехватом (рис.4:17). Роговые изделия повсеместно распространены в раннеземледельческих памятниках Кавказа и Ближнего Востока; роговых инструментов типа лощила, найденного на Мыштулагты-лагат, мне неизвестно. Каменные топоры с желобчатым перехватом в раннеземледельческих памятниках Южного Кавказа отсутствуют. Они встречены на Северном Кавказе, в частности, на территории Дагестана (Великент, Мекеги и др. – М.Г. Гаджиев, 1991.Рис.27:44; 28:101), Чечни и Ингушетии; наиболее полная сводка этих орудий приведена  в работе В.Б. Виноградова и Б.М. Хашегульгова (В.Б. Виноградов, Б.М. Хашегульгов, 1982. С.16-30). Отдельные экземпляры топоров с желобчатым перехватом найдены в горах Северной Осетии (случайные находки – рис.4:14-16). В культурном отношении материалы энеолитического периода стоянки Мыштулагты-лагат отличаются от материалов шулаверо-шомутепинской культуры, прежде всего, своеобразием керамики (за исключением елочного орнамента на посуде, который прослежен также и на шулаверо-шомутепинской керамике). Заслуживает внимания сходство ряда керамических фрагментов черного или розового цвета с керамикой пещерных стоянок западногрузинского энеолита (Самеле-клде, Самерцхле-клде, Дарквети и др. – Г.И. Джавахишвили, 1971. С.70-72; О.М. Джапаридзе, 1989. С.350-360). Вместе с тем более широкие и детальные аналогии керамика Мыштулагты-лагат обнаруживает с материалами поселений Арагвского ущелья – Жинвали, Ахали Жинвали, Хертвиси, Бодорна, Чинти (Г.Ч. Чиковани, 1984; 1989) – по особенностям цветовой палитры, примесей и декора сосудов, а также по ряду форм керамических изделий . В качестве более широких аналогий следует назвать поселение Цопи в Квемо Картли (Г.К. Григолия, Т.И. Татишвили, 1960); Сиони в Кахетии (М.Б. Менадбе, Т.В. Кигурадзе, 1981; Т.В. Кигурадзе, Д.Д.Гогелия, В.Л. Варазашвили, 1989); в Армении – поселение Техута (Р.М.Торосян,1976); в Дагестане – Гинчи и Чинна (М.Г. Гаджиев, 1981; 1987; 1991) и др. Однако на посуде большинства указанных поселений отсутствуют ручки, достаточно часто встречающиеся на керамике из Мыштулагты-лагат. Появление ручек на посуде из поселений Чинти и Гинчи Г.Ч. Чиковани считает признаком более молодого возраста этих поселений по сравнению с другими раннеземледельческими памятниками (Г.Ч.Чиковани, 1989. С.86). Проблема позднего энеолита на Кавказе является одной из наименее изученных. Еще совсем недавно наши познания в области кавказского энеолита ограничивались памятниками нахичеванско-мильско-муганской и шулаверо-шомутепинской культур, радиоуглеродные даты которых уходили в VI - конец V тыс. до н.э. и никак не состыковывались с имеющимися датами памятников эпохи ранней бронзы. За последние два десятилетия положение несколько изменилось: на основании исследований последних лет выделено несколько новых автономных энеолитических культур, таких как гинчинская (М.Г.Гаджиев), техутская (Р.М. Торосян) и западногрузинская энеолитическая (Г.Г.Пхакадзе). Несколько особняком стоит комплекс энеолитических памятников Азербайджана, выделенных в культуру Лейлатепе (Н.Г.Алиев, 1991). Вместе с тем до сих пор дискутируется вопрос, являются ли эти предшествующие куро-аракской и майкопской культурам раннеземледельческие памятники единой позднеэнеолитической культурой Закавказья и Северо-Восточного Кавказа, с отдельными локальными вариантами, либо представляют собой ряд самостоятельных культур (Энеолит СССР. 1982. С.98). Несмотря на некоторое локальное своеобразие, большое общее сходство материалов указанных раннеземледельческих поселений позволяет отнести их к общему позднеэнеолитическому блоку памятников «цопи-гинчинской группы» (Г.Ч. Чиковани, 1987. С.86), или иначе, к памятникам типа Сиони, по терминологии Т.В. Кигурадзе (Т.В. Кигурадзе, 1976). Поскольку эти памятники отличаются от предшествующей культуры Шулавери-Шому-тепе, а также содержат некоторые элементы куро-аракской культуры, они помещены исследователями в хронологический диапазон, промежуточный между этими двумя культурами (О.М. Джапаридзе, 1989; М.Г. Гаджиев, 1991; Т.В. Кигурадзе, 1976; В.Л. Варазашвили, 1992 и др.).

Материалы куро-аракской культуры представлены фрагментами сосудов (рис.5:3-28), керамических крышек (рис.5:1,2), литейных форм (рис.5:29-35), а также костяной булавкой (рис.4:20) и костяным наконечником стрелы (рис.4:19). Типологический анализ керамики позволяет выделить несколько групп, находящих аналогии в разновременных куро-аракских памятниках Северной Грузии (Шида Картли) (Н.И. Гиджрати, В.Л. Ростунов, 1993. С.77 – 81). К наиболее ранним образцам относится одноручный горшок двучастной формы, с яйцевидным туловом; цвет сосуда соломенно-желтый (рис.5:15). По форме, цвету и технологическим особенностям сосуд соответствует керамике кикетского типа, который исследователи относят к раннему этапу куро-аракской культуры (Г.Г. Пхакадзе, 1963; Т.Н. Чубинишвили, 1970 и др.). Еще несколько фрагментов сосудов красного и светло-серого цвета, с петлевидными ручками (рис.5:13,14), двучастной формы (рис.5:4), с ангобом коричневого цвета, соответствуют керамике из слоев E - D Хизанаант-гора, поселения Самшвилде, Абаносхеви и других ранних памятников Грузии. Для куро-аракской керамики из Мыштулагты-лагат, соответствующей периоду развитого куро-аракса и соответствующей слоям C – B поселений Хизанаант-гора и Квацхелеби (Шида Картли), характерен ряд специфических особенностей, таких как резной орнамент в виде расходящихся углов и резная линия, опоясывающая место перехода тулова в горло (рис.5:6,16), а также резные косые линии (рис.5:6,12,17,18); «текстильная» керамика (с тканевой прослойкой – рис.5:19-28); полушарные и ленточные ручки (рис.5:7-11); коричневый ангоб; серо-черный и черный цвет сосудов, при наличии красной и розовой «подкладки» и др. Результаты микроструктурных исследований позволяют выделить комплекс признаков, характеризующих куро-аракскую керамику из Мыштулагты-лагат:

- специфика форм и обжига сосудов (обжиг в восстановительной среде);

- специфика исходного сырья – высушенная и измельченная глина, смачиваемая перед употреблением;

- специфика минеральных примесей – устойчивая традиция примесей шамота в формовочной массе. Костяные черешковые наконечники стрел с конусовидной головкой имеют широкое распространение в памятниках куро-аракской культуры на развитом этапе ее функционирования. Особый интерес представляет костяная булавка с расширенной и просверленной верхней частью стержня (рис.4:20). Бронзовые прототипы такой булавки – булавки типа toggle-pins – с расширенным и просверленным верхним основанием стержня, широко распространены во многих раннебронзовых памятниках Передней и Малой Азии в 24 – 23 вв. до н.э. (Аладжа-Уйюк, XIII – XXX горизонты Библа, Рас-Шамра и др. – В.Л. Ростунов, 1985.С.8; 14-15; рис.II, 1-11).

Материалы майкопской культуры представлены в 3 слое Мыштулагты-лагат исключительно керамикой; керамика разделяется на три основные класса, по классификации С.Н. Кореневского.

Керамика I класса  (рис.6:1-5) представлена фрагментами сосудов желтого и красно-желтого цвета; сосуды сформованы на гончарном круге, из легкоплавкой ожелезненной глины. Специфической особенностью керамики этой группы является отсутствие минеральных примесей в формовочной массе, с органическими примесями навоза. В качестве исходного сырья использовалась предварительно высушенная и измельченная глина.

Керамика II класса ( рис.6:6-12)  представлена лепными сосудами, желтого и желто-коричневого цвета, с неровным обжигом. Отличие от сходных по форме и цвету энеолитических сосудов состоит в том, что майкопская керамика II класса сформована из предварительно высушенной и измельченной глины, а также в наличии в формовочной массе, помимо навоза, песка или дресвы, примесей шамота, не характерных для энеолитической посуды Мыштулагты-лагат.

Керамика III класса представлена 8 фрагментами тулова от четырех сосудов, серо-черного и серого цвета, в двух случаях с «зольной» подкладкой; сосуды сформованы из легкоплавкой ожелезненной глины, на гончарном круге. В качестве исходного сырья использовалась предварительно высушенная и измельченная глина; в формовочной массе сосудов выявлены искусственные примеси навоза и шамота (в двух случаях), а также песка, навоза и шамота.

Вся найденная керамика майкопской культуры соответствует посуде ее раннего, галюгаевского варианта. Особенности планиграфии находок в 3 слое Мыштулагты-лагат позднеэнеолитической посуды совместно с майкопской и раннекуро-аракской (Н.И.Гиджрати, В.Л. Ростунов, 1993.С.86 – 88) свидетельствуют в пользу их синхронности. Совместная находка на Мыштулагты-лагат куро-аракской «текстильной» керамики с фрагментом «текстильной» энеолитической миски могут свидетельствовать не только об их синхронности, но и о начале заимствования куро-аракским населением местных энеолитических традиций. Влиянием местного энеолитического населения на куро-аракские технологические традиции следует, вероятно, считать также и находки на Мыштулагты-лагат керамических фрагментов куро-аракской культуры, внешняя поверхность которых имеет светло-коричневый ангоб, а внутренняя – черную «подкладку» (единичные экземпляры) – энеолитическая посуда с черной «подкладкой» составляет одну из самых многочисленных  керамических групп на Мыштулагты-лагат. Данные о последовательности культурных отложений Мыштулагты-лагат дополняются материалами пещерной стоянки Шау-лагат.

Пещерная стоянка Шау-лагат

Памятник расположен в Куртатинском ущелье Северной Осетии, в 1,5км к северо-западу от сел. Дзивгис, на левобережье р. Фиагдон (южная экспозиция массива Кариу-хох – Скалистый хребет) (В.П. Любин, 1966. С.49). Высота пещеры над поймой р. Фиагдон – ок. 50м; абсолютная высота над уровнем моря – ок. 1200 м. Данные раскопок В.П. Любина (1959; 1961 гг.), а также Т.Б. Тургиева (1975 г.), позволяют выявить последовательность культурных отложений:

- нижние горизонты пещеры представлены материалами конца верхнего палеолита - мезолита (слои 3,5,7 – по В.П. Любину);

- средний горизонт памятника содержит культурные остатки эпохи позднего энеолита (раскоп Т.Б. Тургиева), а также раннего этапа куро-аракской культуры (слой 2, по В.П. Любину; нижний горизонт раскопок Т.Б. Тургиева); в верхней части указанного горизонта Т.Б. Тургиевым выявлена керамика финальной стадии развития куро-аракской культуры;

- в верхнем горизонте пещеры найдена керамика кобанской культуры, аланского времени, а также изделия позднего средневековья (слой 1, по В.П. Любину; верхний уровень раскопа Т.Б. Тургиева). Последовательность культурных отложений пещерной стоянки Шау-лагат соответствует последовательности слоев 4а, 3-1 пещеры Мыштулагты-лагат: здесь также отсутствуют следы пребывания человека в эпоху неолита - раннего энеолита, а также в период средней бронзы. Горизонты 1-4 грота Шау-лагат содержали культурные остатки, отнесенные В.П. Любиным к энеолитической эпохе (В.П. Любин, 1960. С.49-51). При этом автором имелся в виду «куро-аракский энеолит», выделенный впоследствии в куро-аракскую раннебронзовую культуру (Т.Н. Чубинишвили, 1970); подчеркивалось отличие посуды Шау-лагат от «энеолитической закавказской» - «отсутствие четкой моделировки форм, чернения поверхности, орнамента» (В.П. Любин, 1960. С.53). Исходя из приведенных В.П. Любиным данных, исследователи в дальнейшем, при упоминании Шау-лагат, признавали наличие на стоянке куро-аракского компонента, однако избегали определенно датировать памятник, считая его местным, периферийным явлением куро-аракской культуры (О.М. Джапаридзе, К.Х. Кушнарева, Т.Н. Чубинишвили, Р.М. Мунчаев и др.). Между тем описания керамики из Шау-лагат, приведенные В.П. Любиным, наряду с наличием в материалах пещеры роговидных очажных подставок, полностью соответствуют признакам посуды начального этапа куро-аракской культуры (типа Хизанаант-гора Е, куро-аракского слоя Бериклдееби, верхнего слоя Самшвилде, куро-аракского слоя Абаносхеви и др.). Признаки же, которые отсутствовали в материалах В.П. Любина (зеркальное лощение, орнамент и др.), появляются только на развитом этапе куро-аракской культуры  (типа посуды из слоев С – В Хизанаант-гора - Квацхелеби и др.). В 1975 году Т.Б. Тургиевым были продолжены раскопки пещеры Шау-лагат. Раскопки проводились на малой площади (12 кв. м). Материалы, полученные в результате раскопок, позволили существенно дополнить и уточнить культурную атрибуцию памятника. На глубине ок. 40см от современной дневной поверхности найдено 68 фрагментов керамики; из них 16 фрагментов – с черной либо серо-черной поверхностью и красной подкладкой, остальные – серо-черные внутри и снаружи. Внешняя поверхность тщательно заглажена, в шести случаях залощена (рис.7:1-4). На одном из фрагментов зафиксирован резной орнамент в виде трех горизонтальных линий, от которых отходит угол со сторонами из трех  линий (рис.7:2). Исходя из особенностей технологии и орнаментации, найденная керамика относится к финальному периоду куро-аракской культуры, соответствующему слоям В Хизанаант-гора и Квацхелеби. На глубине от 50 до 60 см, в нижней части III штыка, найдено 53 фрагмента керамики. Из них 14 фрагментов сосудов и фрагмент цилиндрической подставки отнесены мною к куро-аракской культуре; 39 фрагментов – к позднеэнеолитической посуде цопи-гинчинской группы. Мощность нижнего культурного слоя – ок. 10 см. На глубине IV и V штыков никаких находок не обнаружено – слой стерилен.

Керамика куро-аракской культуры из нижнего слоя Шау-лагат (рис.7:5-10)   соответствует описаниям В.П. Любина. Это фрагменты сосудов оранжевого, коричневого и серо-коричневого цвета с примесями в формовочной массе песка и шамота; в одном случае в формовочной массе примеси дресвы и шамота. Наиболее информативными для определения культурной атрибуции являются следующие фрагменты: 1) фрагмент цилиндрической подставки светло-серо-цвета с примесями шамота в формовочной массе (рис.7:10); 2) фрагмент высокой цилиндрической горловины пифоса, красно-коричневого цвета снаружи и коричневого внутри; в формовочной массе обильная примесь дресвы и шамота (рис.7:9); 3) полушарная ручка от сосуда красно-коричневого цвета; в формовочной массе – примеси песка и шамота (рис.7:6); 4) Ленточная ручка от сосуда, в сечении уплощенно-сегментовидной формы, с расширяющимися основаниями; цвет серо-коричневый внутри и снаружи; в формовочной массе примеси песка и шамота (рис.7:7); 5) фрагмент ленточной ручки сосуда; ручка в сечении уплощенно-сегментовидной формы, кирпичного цвета (рис.7:8); 6) фрагмент тулова и горла сосуда; цвет серый с черными пятнами внутри и снаружи, внешняя поверхность тщательно заглажена. Сосуд двучастной формы: на месте перехода тулова в горло имеется уступ (рис.7:5). Приведенная выше керамика   по формам и технологическим особенностям имеет параллели в посуде ранних куро-аракских памятников Грузии.

Керамика энеолитического типа (рис.7:11-17) из нижнего слоя Шау-лагат имеет ряд характерных особенностей, позволяющих отнести ее к посуде цопи-гинчинской группы. Ниже приводятся наиболее информативные ее фрагменты, обладающие специфическими формами и элементами декора: 1) фрагменты мисковидного сосуда-жаровни; цвет серо-черный снаружи, внутри красно-оранжевый. Внешняя поверхность с отпечатками формы-корзины из тонких прутьев и со следами «вторичного огня». На бортике сосуда - горизонтальный ряд выдавленных изнутри отверстий, одно из отверстий - не сквозное, образует «шишечку» на внешней поверхности (рис.7:11); 2) фрагмент бортика миски-жаровни со сквозным отверстием; Цвет серо-коричневый, в формовочной массе примеси дресвы (рис.7:16); 3) фрагмент венчика сосуда с косыми насечками по краю, серо-коричневого цвета внутри и снаружи (рис.7:15); 4) фрагмент высокого прямого горла сосуда с волнистым венчиком; цвет темно-коричневый снаружи, внутри коричневый, в формовочной массе примеси песка (рис.7:14); 5) фрагмент мелкой миски-жаровни, светло-коричневого цвета, в формовочной массе следы от выгоревших растительных примесей (рубленая солома) (рис.7:12); 6) фрагмент петлевидной ручки светло-коричневого цвета, с примесями песка в формовочной массе (рис.7:17); 7) фрагмент стенки и венчика сосуда; внешняя поверхность серого цвета, покрыта тонким ангобом коричневого цвета (рис.7:13). Совстречаемость раннекуро-аракской керамики с цопи-гинчинской позднеэнеолитической посудой в нижнем слое Шау-лагат, который перекрыт стерильной прослойкой, подтверждает данные из 3 слоя Мыштулагты-лагат и свидетельствует об участии двух компонентов в формировании культурного слоя памятника: пережитков позднеэнеолитического и нового, куро-аракского. Наличие тонкой прослойки, содержащей указанные материалы, фиксирует, вероятно, сезонный характер стоянки, связываемый, возможно, с отгонным скотоводством. Находки в горах Северной Осетии позднеэнеолитических памятников цопи-гинчинской группы позволяет включить восточную часть Центрального Кавказа в ареал распространения раннеземледельческих племен, фиксируемых ранее только в Закавказье и на Северо-Восточном Кавказе (Дагестан). Наличие в культурных отложениях стоянок Мыштулагты-лагат и Шау-лагат материалов раннего этапа куро-аракской культуры позволяет расширить ареал этой культуры и констатировать факт пребывания в горах Северной Осетии куро-аракских племен еще на самой ранней стадии их функционирования. Материалы горных пещерных стоянок Северной Осетии свидетельствуют о продолжении проживания местного позднеэнеолитического компонента в конце IV - начале III тыс. до н.э. и о сложных процессах взаимодействия здесь трех этнокультурных типов населения – цопи-гинчинского, куро-аракского и майкопского. Существуют две точки зрения о связях населения Северного Кавказа и Закавказья в период энеолита – бронзы.Так, А.А. Формозов, В.И. Марковин, К.Х. Кушнарева полагают, что такие связи осуществлялись в основном либо через Абхазию, либо через Дагестан (Дербентский проход), не учитывая при этом роли горных перевалов. Более многочисленные сторонники другой точки зрения (Р.Ж. Бетрозов, О.М. Джапаридзе, Р.М. Мунчаев, С.Н. Кореневский, И.М. Чеченов и др.) считают, что горы никогда не являлись препятствием для взаимосвязей древних групп населения; О.М. Джапаридзе и Р.М. Мунчаев полагают непрерывность функционирования перевальных путей, начиная с эпохи палеолита (О.М. Джапаридзе, 1989; Р.М. Мунчаев, 1975;1994). Только по данным Е.Г. Пчелиной и Ш.Г. Чартолани (Е.Г.Пчелина, 1934.С.87-110; Ш. Г.Чартолани, 1989.С.14-33), на Центральном Кавказе в настоящее время насчитывается 23 удобных транзитных перевальных пути из Закавказья в Предкавказье, 6 из которых находятся в Кабардино-Балкарии и 17 – в Северной Осетии. В целом же перечень транзитных путей из Грузии на северные склоны Центрального Кавказа значительно шире. Помимо вьючных и пешеходных перевальных трасс, существует еще немало транзитных перевальных дорог, однако в настоящее время их преодоление связано со специальными альпинистскими навыками (Э.С. Левин, 1938). Очевидно, для того, чтобы преодолеть большинство перевалов, либо прогнать через них скот, не требовалось ни шоссейных трасс, ни альпинистского снаряжения. Название одного из перевалов в Южную Осетию – Бах-фандаг (Конный путь) – прямое тому свидетельство. В период климатического оптимума атлантического периода снеговая линия в горах находилась значительно выше, чем в настоящее время, что предполагает наличие большего количества перевальных дорог. В этой связи находит логическое объяснение появление в горах Северной Осетии энеолитического и раннебронзового населения с территории южных областей Центрального Кавказа. Так, местоположение пещерной стоянки Мыштулагты-лагат в среднегорье, в 4км от горы Куарджин-хох, где начинается один из перевальных путей в Грузию, а также имеется временная пещерная стоянка Куарджин-лагат с раннекуро-аракским культурным слоем (высокогорье, разведочные раскопки Н.И. Гиджрати), определяет один из путей появления древнего населения на северных склонах Центрального Кавказа. Приведенные данные культурных отложений пещерных стоянок Мыштулагты-лагат и Шау-лагат позволяют наметить предварительную и весьма общую схему заселения среднегорья Северной Осетии в постледниковую эпоху голоцена.

1. Весьма вероятно, что в целом образование слоя 4 Мыштулагты-лагат и нижних горизонтов Шау-лагат совпадают с концом ледникового – началом постледникового периодов. Близость ледников в среднегорье в начале голоцена способствовала сохранению резко-континентального климата и препятствовала появлению здесь растительности, необходимой и достаточной для начала почвообразования. Потепление предбореального периода, ко времени которого можно предварительно отнести слой 4а Мыштулагты-лагат и слой 3 Шау-лагат, привело к появлению мезолитического населения в среднегорной зоне Северной Осетии (до середины VIII  тыс. до н. э.).

2. Похолодания бореального периода (середина VIII - начало VI тыс. до н.э.) привели к образованию стерильной прослойки между слоями 4а и 3 Мыштулагты-лагат. На этом этапе, соответствующем по времени эпохе неолита в Закавказье и на Северо-Восточном Кавказе (Дагестан), зафиксирован хиатус в культурных отложениях пещерных стоянок Шау-лагат и Мыштулагты-лагат. Возможно, общее похолодание привело к оставлению населением районов среднегорья.

3. Наиболее теплый, атлантический период голоцена (VI – середина III тыс. до н.э.) совпадает со временем образования 3 слоя Мыштулагты-лагат и среднего горизонта (слоя 2) Шау-лагат. На этом этапе зафиксировано наличие почвенного слоя  и культурных остатков деятельности человека на стоянках. К сожалению, имеющиеся сведения не позволяют с достаточной точностью установить время начала потепления и почвообразования. Согласно имеющимся данным, в начале IV тыс. до н.э., в рамках атлантического периода голоцена, происходит малоамплитудная регрессия  мирового океана, сопровождающаяся регрессией бассейна Черного моря (Ч.П. Джанелидзе, 1980. С.42) и началом Избербашской регрессии Каспия (П.В. Федоров, 1980.С.19). Понижение уровня моря в начале IV тыс. до н.э. было обусловлено, по всей вероятности, изменением климата в сторону похолодания. В этот период на северных склонах Большого Кавказа происходит начало Беккямской ледниковой подвижки. В Центральном Закавказье этот период отражен данными VIII палинологической зоны, по Л.К. Гогичайшвили (Л.К. Гогичайшвили, 1984. С.11-15): здесь в в первой половине IV тыс. до н.э.  происходит резкая аридизация климата,  объясняемая уменьшением годового уровня осадков, прекращением таяния и началом наступления ледников, что вызвало понижение уровня рек. Палинологические данные Моздокского и Курского районов Центрального Предкавказья фиксируют факт резкого похолодания в период между 4000 и 3600 гг. до н. э.: здесь появляются сосна, ель, широколиственные породы с разнотравьем и злаковыми (С.Н. Кореневский, 1993.С.96-97; рис.51). Со второй половины IV тыс. до н.э. и до середины III тыс. до н.э. палинологические данные Центрального Предкавказья фиксируют ряд локальных изменений климата, в частности, потепление и повышение влажности в середине периода (С.Н. Кореневский. Там же). Приведенные данные свидетельствуют о похолодании  в первой половине IV тыс. до н.э., что приводит к понижению снеговой линии в горах и закрытию перевальных путей; однако в результате потепления второй половины IV тыс до н.э. горные перевалы вновь открываются. Таким образом, появление древнего населения в горах Северной Осетии могло произойти не ранее второй половины IV тыс. до н. э.; проживание населения в горах продолжалось вплоть до конца III тыс. до н.э., о чем свидетельствуют материалы финального этапа куро-аракской культуры, найденные в отложениях пещерных стоянок.

4. Наблюдаемый во 2 слое Мыштулагты-лагат и верхнем горизонте (в 1 слое) Шау-лагат хиатус между материалами конца ранней и поздней бронзы предположительно следует отнести к пику похолодания суббореального периода голоцена, длившегося с 2500 до 1000 гг до н.э.; с пиком похолодания связано, вероятно, отсутствие следов среднебронзового населения в среднегорье. Несомненно, могут найтись и другие объяснения особенностям культурных отложений пещерных стоянок. В частности, можно объяснить наблюдаемые лакуны малочисленностью изученных в горах памятников; можно предположить, что отсутствие населения в среднегорье в эпоху неолита – раннего энеолита и средней бронзы указывает на специфику хозяйственной деятельности человека на этих этапах, при которой отсутствовала необходимость в использовании пещер: так, в среднебронзовом периоде такая особенность может свидетельствовать об отсутствии у населения отгонного скотоводства и т.д. Однако подобные предположения не согласуются с имеющимися данными археологических памятников в других горных районах Центрального Кавказа и сопредельных территорий. Такими памятниками в Северной Осетии являются одиночное погребение у сел. Галиат,  могильник Фаскау, а также могильники и поселение из Кобанского ущелья.

Памятники Кобанского ущелья

Поселение и могильники в местности Загли Барзонд. Памятники расположены на вершине отрога между Скалистым и Пастбищным хребтами, на границе между зоной широколиственных лесов и субальпийской зоной, высота местности над уровнем моря – 1550м. Могильник Загли I был обнаружен и частично исследован в 1935 г. Е.И. Крупновым, которым было раскопано 3 погребения (Е.И. Крупнов, 1938.С. 40-47). Погребения могильника были отнесены исследователем к «северокавказской культуре II стадии» (Е.И. Крупнов, 1938.С.40-47; 1951.С.32, 54-55). В 1983, 1991 и 1998 гг. могильник был мною доисследован; во время раскопок 1983 г. был обнаружен еще один могильник (Загли II), а также поселение (В.Л. Ростунов, 1988.С.21-64). Площадь могильника Загли I – около 4 га; на могильнике исследовано 48 погребений (включая 3 погребения, раскопанные Е.И. Крупновым). На могильнике Загли II исследовано 2 погребения. На поселении в местности Загли Барзонд заложен разведочный шурф; найденные на поселении материалы позволили установить идентичность поселения и могильников.

Нижнекобанский могильник расположен неподалеку от выхода из Кобанского ущелья, на пологой террасе, спускающейся к левому берегу р. Гизельдон, у перекрестка дорог, ведущих в сел. Кобан и хутор Багиевский. Могильник обнаружен Н.И. Гиджрати в 1978 г.,   во время прокладки дороги на хут. Багиевский; исследован мною в 1982 г. Всего на могильнике исследовано 8 погребений (В.Л. Ростунов, 1988.С.21-64). Поселение и могильники относятся к финальному этапу куро-аракской культуры. Подавляющее большинство захоронений в могильниках совершено в каменных ящиках, состоящих из 4-х плит, поставленных на ребро, а также в гробницах, боковые стенки которых сооружены из нескольких ярусов отесанных каменных блоков, а торцевые стенки – из плит, поставленных на ребро. В куро-аракский период погребальные соружения в склепах, каменных ящиках и гробницах известны в Южной Грузии (Квемо Картли, Месхети – Кикети, Самшвилде, Кода, Грмахевистави, Амиранис-гора) и в Армении (Элар). В Северной Грузии (Шида Картли, Имеретия), то есть в пограничных с северокавказскими областях, погребения совершались в грунтовых ямах (Хизанаант-гора, Ахали Жинвали, Дзагина, Кулбакеби, Начеркезеви, Царцис-гора, Корети и др.). Выявленные в горах Северной Осетии каменные ящики и гробницы по всем деталям конструкции – по ориентировке (меридиональная, с сезонными отклонениями), позе и ориентации погребенных (на боку, скорченно, головой на север и на юг), а также по микродеталям обряда (мощение дна галькой и каменными плитами; крепление кладки глинистым раствором; наличие камня-подушки под головой погребенного; кости жертвенных животных) – соответствуют только погребальным комплексам родового могильника I горизонта Амиранис-гора (Месхети, юго-западная Грузия), что позволило назвать их гробницами месхетского типа (Д.П. Моисеев, В.Л. Ростунов, 1987; В.Л. Ростунов, 1985;1988).(рис.8). На финальном этапе функционирования могильников, наряду с традиционными типами погребальных сооружений, появляются  гробницы с тремя стенками из вертикальных плит и одной стенкой из нескольких ярусов каменных блоков, а также гробницы, все четыре стенки которых сооружены из кладки каменными отесанными блоками; последние характерны для раннего (беденского) этапа среднебронзового Гинчинского могильника в горном Дагестане (М.Г.Гаджиев,1969).

На позднем этапе на могильниках появляются также захоронения «чужаков», совершенные в грунтовых ямах (рис.14:VI,VII). Некерамический инвентарь погребений содержал 27 типов изделий. Украшения представлены бронзовыми браслетами в 1,5 – 3 оборота (рис.9:17-19); бронзовыми двуволютными булавками квацхельского типа (рис.9:14); бронзовыми булавками с двумя разделенными волютами (рис.9:11); бронзовыми Т-образными булавками с гладким стержнем (рис.9:15,16); бронзовыми булавками кипрского типа – с петлевидной головкой и проволочной обмоткой (рис.9:9,10); найдена также бронзовая булавка с месяцевидным навершием, сближающаяся по типу с беденскими образцами (рис.9:12). Из мелких украшений встречаются бронзовые и серебряные височные подвески в 1,5-3 оборота (рис.9:24,25); бронзовые спиральные и трубчатые пронизи (рис.9:25,44), а также разнообразные типы бус: пастовые цилиндрические (рис.9:40,45), плоские круглые и чечевицеобразные сердоликовые (рис.9:41-43,46,49), бронзовые цилиндрические (рис.9:48), а также овальные и биконические бусы из горного хрусталя (рис.9:36,39,42). Из культовых предметов найдены обереги-амулеты из собачьих зубов и медвежьего клыка (рис.9:13,34,35), а также каменная моделька фаллоса (рис.9:33). Оружие и бытовой инвентарь представлены кремневыми наконечниками стрел и наконечником копья с выемчатыми основаниями (рис.9:26-32), бронзовыми черенковыми ножами с вытянутым подтреугольным клинком (рис.9:3,5-8), бронзовым втульчатым топором новосвободненского типа (рис.9:2), а также вислообушными топорами и теслом типа «Начеркереви» (рис.9:1). Керамическая коллекция куро-аракских могильников Кобанского ущелья составляет 116 сосудов: из Нижнекобанского могильника – 24 сосуда и из могильников в местности Загли Барзонд – 92 сосуда. Типологически выделяются 17 типов посуды: 14 основных и 2 два редких, дополнительных типа (рис.10). Из них 12  типов (11 массовых и 1 редкий) находят прямые аналогии в куро-аракских памятниках Закавказья; 5 типов посуды (4 массовых и 1 редкий) относятся к посткуро-аракскому периоду. Указанные типы куро-аракской посуды происходят от куро-аракских прототипов, либо находят прямые аналогии в закавказских памятниках марткопско-беденского периода; Сачхере, Греми и Бедени (рис.10:1-4,8,17,43,44). Сосуды коричневого, серо-черного и черного цвета, в ряде случаев двучастной формы (с уступом на месте перехода тулова в горло); около 30% посуды имеет красную подкладку на внутренней поверхности. Посуда изготовлена из легкоплавкой ожелезненной глины, предварительно высушенной и измельченной, смачиваемой перед употреблением; в формовочной массе – примеси песка и шамота. Орнаментация сосудов состоит из расходящихся (рис.10:4,11,21,24,31,33,37) либо сходящихся  углов, со сторонами из трех линий (орнамент резной и рельефный); из групп резных линий, по 3; встречаются сосуды с резными линиями, опоясывающими место перехода тулова в горло (рис.10:4,11,31,37), а также с полусферическими налепами на основании горловины рис.10:36). На финальном этапе весьма характерен декор верхнего основания ручек округлым вдавлением (рис.10:31); рельефные «усики» на нижнем основании ручек (рис.10:11,28,36,39), «каннелированные» ручки (рис.10:28), а также псевдополушарные ручки (рис.10:21); совстречаемость этих декоративных элементов на одних сосудах позволяет определить точную дату их производства (вторая половина 21 – начало 20 вв. до н.э.). Изучение материалов куро-аракских памятников Кобанского ущелья позволяет выделить два этапа развития куро-аракского населения в горах Северной Осетии во второй половине III тыс. до н.э.

На первом этапе зафиксировано появление в горных районах куро-аракского населения, несущего  в погребальном обряде и материальной культуре признаки месхетского и шидакартлийского локальных куро-аракских вариантов южных склонов Центрального Кавказа и Центрального Закавказья. Очевидно, приход этого населения на северные склоны Центрального Кавказа свидетельствует о том факте, что горные районы Северной Осетии были издавна освоены куро-аракскими племенами; данное положение подтверждается рядом корреспонденций (материалы пещерных стоянок Шау-лагат, Мыштулагты-лагат). Начальная дата этапа документируется материалами погребения 3 могильника Загли I, погребения 2 могильника Загли  II, а также погребения 7 Нижнекобанского могильника (рис.11 – вторая половина 23 в. до н.э.); в этот период прослеживаются определенные контакты горного куро-аракского населения с майкопскими племенами предгорий (топор новосвободненского типа из погребения 2 Загли II), которые носили, возможно, характер обмена. На первом этапе археологически фиксируется также установление взаимосвязей горного населения Северной Осетии с племенами периода «B» Шида Картли, имевшими, по-видимому, торгово-обменный характер (сосуд из погребения 6 Загли I, булавка кипрского типа из погребения 18 Загли I). Конец этапа знаменуется установлением связей горного куро-аракского населения Северной Осетии с раннесачхерским населением Имеретии; первоначально эти связи носили, возможно, характер межплеменных браков, что находит археологическое отражение в материалах погребений 7 и 9 Загли I (рис.12); в этот период фиксируется знакомство местных мастеров с сачхерскими бронзовыми украшениями (погребения 9 и 18 Загли I - рис.13). Конечная дата этапа определяется временем ок. середины – второй половины 22 в. до н.э.

На втором этапе развития куро-аракских племен в горах Северной Осетии наблюдается усиление связей куро-аракских и сачхерских племен: в этот период археологически фиксируется появление в горах Северной Осетии мужского сачхерского населения, хоронящего своих умерших сородичей на местных куро-аракских могильниках, по собственным традициям (погребения 24 Загли I и погребение 6 Нижнекобанского могильника (рис.14:VI,VII). Весьма вероятно, что сачхерское население Имеретии приносит с собой собственные традиции изготовления керамики, нашедшие отражение в появлении сачхерских типов посуды среди керамического инвентаря погребений Нижнекобанского могильника  (погребения 4 и 8 – рис.10:22,23). О связях с населением Шида Картли на втором этапе может свидетельствовать находка в погребении 4 Нижнекобанского могильника импортного сосуда марткопского типа, с трехчастной моделировкой формы (рис.10:3 ). Конец второго этапа знаменуется, вероятно, началом контактов куро-аракского населения горной зоны Северной Осетии с населением Северо-Восточного Кавказа (территория Восточной Чечни и Дагестана), наличие таких связей демонстрируется находкой в финальных погребениях могильника Загли I (погребения 12, 15, 23 –рис.15:III,IV,V) высококачественных сосудов красного цвета, изготовленных на гончарном круге, с шаровидным туловом и плоским дном, с насечками и гребенчато-елочным орнаментом на тулове (рис.10:5-7). На поселении Великент II (Дагестан) такие сосуды составляют 20-25% всей керамики; отдельные образцы таких сосудов встречаются на Сержень-Юртовских поселениях в Чечне ( М.Г. Гаджиев, Р.Г.Магомедов,  Ф.Л. Кол, 1997.С.64). В этот же период устанавливаются контакты и с племенами беденской культуры южных склонов Центрального Кавказа, о чем свидетельствуют находки беденского сосуда в погребении 4 Нижнекобанского могильника (рис.10:43) и бронзовой булавки, сходной с беденскими экземплярами, из погребения 30 Загли I. Дата второго этапа устанавливается в целом концом 22 – началом 20 вв. до н.э.

Одиночное захоронение у селения Галиат (Дигория) найдено в высокогорье, на высоте ок. 2000м над уровнем моря; погребение  совершено по древнеямному обряду – погребенный лежал на спине, с подогнутыми коленями вверх ногами, головой на юг юго-запад; Е. И. Крупнов атрибутировал указанное погребение как энеолитическое (Е.И. Крупнов, 1938.С.50-54). В конце III тыс. до н.э. наблюдается активизация древнеямного населения степной зоны Центрального Предкавказья; часть древнеямного населения перемещается в предгорную зону (погребения древнеямной культуры 7, 17, 26, 35,45 кургана № 1 у сел. Ачхой-Мартан - раскопки С.Б. Буркова); в древнеямных погребениях степной зоны зафиксированы изделия закавказского происхождения (могильник Ильинский 1, курган 1, погребение 5 – кремневые наконечники стрел с выемчатым основанием и бронзовый наконечник стрелы с пирамидальной головкой, марткопского типа – раскопки Я.Б. Березина). На южных склонах Центрального Кавказа, в предгорьях Грузии, появляются в это время древнеямные захоронения: на северной окраине Тбилиси, в 1, 5км к западу от Военно-грузинской дороги – Зурговани, курган № 2; Коринто, погребение 1; погребение 32/4 III горизонта Амиранис-гора (рис.13:VI) и др. (Т.Н. Чубинишвили, 1963.С.73-74; О.М. Джапаридзе, 1994.С. 166-180; Р.М. Абрамишвили, М.Р. Абрамишвили, Т.Р. Вашакидзе и др.,1995.С.58-59). Особенностями погребения в Коринто, в Ксанском ущелье Грузии, является наличие смешанной атрибуции парного захоронения, совершенного по куро-аракскому и древнеямному обряду, с куро-аракским и древнеямным погребальным инвентарем (рис.13:VIII). Находка захоронения древнеямной культуры у сел. Галиат, в высокогорной зоне, выявляет один из путей продвижения древнеямных племен через перевальные пути Северной Осетии на южные склоны Центрального Кавказа; время миграции устанавливается в рамках 21 в. до н.э., что соответствует позднему этапу развития куро-аракских племен в горах Северной Осетии.

Одиночное захоронение в местности Суардон (Кобанское ущелье, раскопки В.Б. Ковалевской в 1989 г.), в каменном ящике, установленном в глубокой яме, и содержащее вытянутое на спине захоронение, по особенностям керамического инвентаря и обряда захоронения не имеет ничего общего с керамикой куро-аракского и посткуро-аракского периодов; согласно К.Н. Пицхелаури, погребение датируется в рамках 16-14 вв. до н.э.

Могильник Фаскау в Стырдигорском ущелье выделен Е.И. Крупновым в своеобразную «дигорскую культуру», непосредственно предшествующую кобанской, и датирован 15-14 вв. до н.э. (Е.И. Крупнов, 1951.С.17-74). Таким образом, в горной зоне Северной Осетии хронологически вычленяется две группы памятников, одна из которых относится к концу ранней – началу средней бронзы и датируется концом III – рубежом III-II тыс. до н.э. (могильники Загли Барзонд I,II, Нижнекобанский, погребение у сел. Галиат); другая группа относится к финалу среднебронзового периода и датируется серединой – началом второй половины II тыс. до н.э. (могильник Фаскау, захоронение в местности Суардон). Памятники, относящиеся к первой половине II тыс. до н.э., в горах Северной Осетии отсутствуют. Аналогичная ситуация наблюдается и в горных районах сопредельных с Северной Осетией областей – в Кабардино-Балкарии, в Ингушетии, Чечне и в Северной Хевсуретии: так, ранние культурно-хронологические группы памятников Центрального и соседних с ним районов Северо-Восточного Кавказа непосредственно с воздействием закавказского культурного компонента (куро-аракская культура, сачхерские и беденские элементы); финал активного закавказского влияния приходится на рубеж III-II тыс. до н.э. (В.Л. Ростунов, 1998.С.105-107: 1999): радиоуглеродные даты, полученные из финальных захоронений могильника Загли Барзонд I, показывают верхнюю дату функционирования могильника(погребение 28 – 1990+/-50гг.- ГИН –9614; погребение 30 – 1990+/-40 гг. до н.э. – ГИН-9613). В горных памятниках поздней группы, функционировавших в середине – начале второй половины II тыс. до н.э., влияние закавказского культурного компонента почти полностью исчезает: взаимосвязь прослеживается лишь по редко встречающимся, единичным типам оружия и украшений. Исследованиями установлено, что с конца III по середину II тыс. до н.э., во время, соответствующее первому этапу суббореального периода голоцена (Sb1), в горах начинается пик похолодания. Характер пыльцевых спектров из пещеры в Алагирском ущелье, расположенной на высоте 1600м над уровнем моря, возраст которых, согласно радиоуглеродным датировкам, 2040+/-101 лет до н.э., а также из поселения Загли Барзонд в Кобанском ущелье (1550м над уровнем моря), указывает на существование в этот период довольно холодных климатических условий: на месте предшествующих сосново-березовых лесов в Алагирском и буково-грабовых лесов в Кобанском ущельях находился пояс субальпийских и альпийских лугов. В период пика суббореального периода происходит резкое падение температур и изменение режима влажности, вызвавшее быстрое смещение всех растительных поясов вниз: так, в период, соответствующий почвенному горизонту B1, верхняя граница лесов здесь сместилась не менее чем на 700м. Не исключено, что по долинам рек Ардон и Гизельдон спускалась языками и субнивальная растительность, подобно тому, как в настоящее время на возвышенности Загли Барзонд проникают элементы субальпийских лугов в пояс широколиственных лесов (Э.В. Квавадзе, 1990.С.33-34; В.Л. Ростунов, 1998.С.105-107). С похолоданиями периода Sb1 связан отток населения из горных районов и закрытие, либо значительное сокращение периода функционирования перевальных путей. В этой связи большой интерес представляет бытующая у жителей Кобанского ущелья легенда, объясняющая название местности Загли Барзонд. В легенде говорится о том, что когда-то, давным-давно, в указанной местности проживали выходцы из Закавказья, с территории, занимаемой современной Грузией. Однако наступил период, когда из-за продолжительных дождей и туманов последовали многолетние неурожаи, а за ними голод и болезни, в результате чего жителям пришлось оставить свои дома и покинуть обжитые места. Перед уходом, согласно легенде, они повесили собак на дверях своих жилищ и сказали: «Это собачье место, здесь только собаки жить и могут». Именно на основании этой легенды и получила название местность: Загли (груз. «дзагли») – собака и Барзонд (осет.) – высота, возвышенность, то есть дословно «Собачья высота». Очевидно, с середины II тыс. до н.э. (период Sb2) произошло общее потепление климата, что позволило заселить оставленные ранее районы. В этот период на западе региона, в горной зоне Кабардино-Балкарии, появляются предгорные и степные компоненты предкавказского происхождения; на востоке, в горной зоне пограничных с Центральным Кавказом районов (Чечня), появляются компоненты дагестанской среднебронзовой культуры, а также практически весь комплекс изделий материальной культуры из памятников предгорной зоны, то есть наблюдается культурная переориентация: приток в горы предкавказского населения из предгорных и степных районов и почти полное отсутствие связей с населением Закавказья. Дальнейшее потепление и начало активного функционирования перевальных путей произошло, вероятно, в конце II тыс. до н.э.; на Центральном Кавказе этот процесс хорошо иллюстрируется появлением памятников кобанской культуры по обе стороны Водораздельного хребта.

Памятники предгорной зоны. Отроги и шлейфы склонов передовых Черных гор (предгорья, низкогорье, высота от 700 до 1100м над уровнем моря) составляют предгорную зону северных склонов Центрального Кавказа. Это обширная полоса, протянувшаясяболее чем на 540км  вдоль хребта, от долины Ила на западе до долины Терека и Военно-Грузинской дороги на востоке. Отроги и шлейфы в этом районе сложены в основании брекчиями, конгломератами и песчаниками акчагыла, а примыкающие к шлейфам ледниковые террасы выстланы флювио-гляциальными валунно-галечными отложениями. И те и другие покрыты чехлом элювио-делювиальных глин и суглинков, на которых сформировались почвы. Характерными для этой области являются речные террасы, образовавшиеся в результате чередования периодов водной аккумуляции и последующей эрозии в горных долинах. Террасы тянутся вдоль склонов долин по две-три, иногда по четыре, располагаясь ступенями одна над другой. Террасы эти являются по большей части наследием ледниковой эпохи (И.С. Щукин, 1926; Е.В. Рубилин, 1956.С.6-7). Шлейфы горных склонов переходят в прилегающую равнину без уступов, постепенно, и также расчленены глубокими балками. Район отрогов и шлейфов входит в лесолуговую зону, преимущественно на дерновых и в различной степени оподзоленных и оглеенных почвах с избыточным увлажнением. Эта территория характеризуется наименьшей среднегодовой температурой (около +8,4°), высокой влажностью воздуха и большим количеством атмосферных осадков, сравнительно мягкой зимой и прохладным летом. В летний период район обильно увлажнен (Г.Г. Джанаев,1970.С.14). В постледниковый период в пределах передовых Черных гор и их шлейфов установился влажный прохладный климат не только по причине близости высоких хребтов, несущих на себе ледники. Здесь такой климат сохраняется постоянно вплоть до настоящего времени, в полном соответствии с законом вертикальной зональности. Подобное явление связано с тем фактом, что воздушные массы, приносящие влагу с северо-запада, надвигаясь на передовую цепь гор, охлаждаются и сбрасывают осадки. На склонах лесистых гор и шлейфов в настоящее время выпадает осадков около 700-1100 мм в год. В этих условиях поселились широколиственные буково-грабовые леса, которые неизменно развиваются вплоть до настоящего времени, образуя тип бурых лесных оподзоленных почв. О том, что тип почвообразования в пределах лесистых гор и их шлейфов не менялся, свидетельствуют раскопки почв, проведенные М.И. Сикорским, на платообразной вершине Лесистого хребта, к востоку от сел. Майрамадаг (ок. 950м над уровнем моря). Почва была вскрыта на глубину до 520см, но до неизмененной почвообразованием материнской породы разрез не дошел. По всему профилю почвы-гиганта М.И. Сикорский не обнаружил никаких признаков другого почвообразования. Это означает, что в пределах Лесистого хребта и на прилегающих шлейфах климат не выходил за пределы влажного прохладного либо умеренно-теплого. При похолоданиях происходило замедление развития растительного покрова, однако этот процесс сам по себе не приводил к смене растительности в предгорьях Северной Осетии. Данные М.И. Сикорского подтверждаются результатами изучения почвенных разрезов на древних поселениях, расположенных как в верхней части зоны (поселения Редант I, II), так и в нижней ее части (поселение Сухая Балка) (В.Л. Ростунов, 1999;2000). Предгорная зона отрогов и шлейфов заканчивается в крайней южной части Северо-Осетинской наклонной равнины, где на узкой полосе, примыкающей с севера к шоссе Владикавказ – Алагир – Дур-Дур и Владикавказ – Карца и далее, также найдено широкое распространение бурых лесных оподзоленных и в различной степени оглеенных почв. В почвах, обнаруженных под ними, также выявлены морфологические признаки, характерные для влажных мест. Переходная зона от предгорий прослеживается в Северной Осетии в южной части Осетинской наклонной равнины и заканчивается примерно на линии Кадгарон – Архонская – севернее сел. Дачное, где почвы с признаками лесного типа почвообразования заканчиваются и сменяются к северу выщелоченными черноземами, лугово-черноземными и луговыми почвами различного возраста, местами с признаками заболачивания. В пределах указанной геоморфологической зоны в Северной Осетии прослеживается концентрация памятников эпохи энеолита, ранней и средней бронзы.

Поселения Редант I, II

Поселение Редант I открыто во время разведочных работ С.Н. Кореневского в 1995 году, при участии археологической экспедиции НПП «Инженер», под руководством В.Л. Ростунова (S.Korenevskiy, 1996. P.72-74). В 1996 г., в 1 км к западу от поселения Редант I, объединенной экспедицией НПП «Инженер» и Археологического центра Грузии, было открыто поселение Редант II (G.Gogochuri, V.Rostunov, G.Chikovani, 1996. P.56-59). Оба поселения содержали однотипные археологические материалы. Поселения расположены в верхней части предгорной зоны, на шлейфе южной экспозиции г.Лысая, в 2км к северу от выхода из Дарьяльского ущелья; высота памятников над уровнем моря – 820 м. Судя про профилям почвенных разрезов, изученных на обоих поселениях, в эпоху энеолита – ранней бронзы здесь развивались буково-грабовые леса и образовалась бурая лесная оподзоленная почва, на которой возникли поселения. Очевидно, что к этому времени относится вырубка лесных массивов в окрестностях поселений. Затем лесная почва была погребена слоем делювия мощностью 22см. на котором поселилась луговая растительность; эта растительность развивается до настоящего времени. К моменту начала делювиального процесса следы поселения уже отсутствуют. В результате дернового процесса почвообразования сформировался высокоплодородный, хорошо гумусированный, комковано-зернистый рыхлый дерновый слой. Лесная растительность после ее сведения не восстанавливалась. Мощность культурного слоя на поселениях – 10 – 15см; на поселении Редант I культурный слой делится на два горизонта (S. Korenevskiy, 1996. P.73); на поселении Редант II культурный слой однороден. Несмотря на незначительную площадь раскопов, удалось выявить характер жилищ: строения наземные, прямоугольной формы, размерами 3х4 – 3,5х4,5м , имели столбовую и жердевую конструкцию; жерди вкапывались в землю, образуя каркас стороений, и крепились в основании мелкими камнями и фрагментами сосудов. Внутри жилых строений прослежены следы кострищ. В южной части одного из строений зафиксированы остатки очага из обожженной глины, очаг овальной формы, с выделенным бортиком. Вне жилищ выявлены хозяйственные ямы круглой в плане формы, диаметром 1-1,3м и глубиной до 1,5м. Культурный слой не потревожен, содержит фрагменты керамики и кремневые отщепы (рис.16:12,13). Посуда из поселения весьма своеобразна: сосуды лепные, плоскодонные (рис.16:26,14), с вертикальным либо отогнутым наружу четко профилированным венчиком (рис.17:1-5,11); некоторые сосуды – двучастной формы – имеют уступ, отделяющий тулово от горла (рис.17:1,5). Цвет сосудов варьирует от черного до оранжевого; преобладают светлые тона; в формовочной массе обильные примеси песка либо крупной дресвы. В качестве формы для изготовления посуды иногда использовались корзины, сделанные из рогожи, вследствие чего на днищах и стенках сосудов оставались отпечатки крупноячеистой ткани (рис.16:2). Ручки на сосудах редки: найдена только одна ручка ленточной формы (рис.16:7) Характерная особенность посуды – наличие на тулове выступов-прихватов, что сближает ее с энеолитической керамикой Грузии (рис.17:8,9). В целом декор посуды состоит из сосцевидных налепов, одиночных и парных; вертикальных налепов-«долек», одиночных и групповых (рис.17:10); полусферических налепов (рис.16:10); косых насечек (рис.16:11), а также штампованного треугольного орнамента у края венчика (рис.16:9). На Северном Кавказе аналогов такой керамике нет. Близкие аналогии прослеживаются  в посуде из поселений Арагвского ущелья (Жинвали, Хада), которую до недавнего времени исследователи относили к переходному от ранней к средней бронзе этапу (М.Г.Глонти,1986). Впервые на энеолитический облик указанной керамики обратил внимание Г.К.Гогочури, указав на сходство элементов ее декора с керамикой из памятников шулаверо-шому-тепинского круга (G.Gogochuri, V.Rоstunov, G.Chikovani, 1996. P.56-59). Сближаясь с керамикой из Арагвского ущелья, посуда из редантских поселений не имеет орнаментации, характерной для керамики из Шулавери и Шому-тепе. Весьма показательны находки на поселениях Редант I и II фрагментов мисок-жаровен с рядом отверстий по краю бортика (рис.16:8). На Северном Кавказе такая особенность декора зафиксирована в трех собственно цопи-гинчинских энеолитических памятниках (горное поселение Гинчи в Дагестане и горные пещерные стоянки Шау-лагат и Мыштулагты-лагат в Северной Осетии), а также на двух поселениях раннего, галюгаевского варианта майкопской культуры (поселение Галюгаевское на Тереке и Серегинское в Прикубанье) (С.Н. Кореневский, 1995.Рис.52:1,4,6,8; К.А. Днепровский, С.Н. Кореневский, 1996.Рис.9:26), выступая там как закавказское позднеэнеолитическое наследие. Некоторые черты декора керамики поселений Редант I и II имеют параллели в посуде долинского варианта майкопской культуры: ручки-налепы на тулове (рис.17:7,11), а также орнамент с белым гипсовым заполнением; последний найден пока только на поселении Редант I (S.Korenevskiy, 1996.P.74). Наряду с единичными экземплярами цопи-гинчинской керамики, на обоих поселениях зафиксированы единичные находки фрагментов посуды, типичной для ранних периодов куро-аракской культуры (период E – D Шида Картли) (рис.16:1); имеются также находки отдельных фрагментов чернолощеной куро-аракской посуды на красной подкладке. Однако наибольшее сходство керамика поселений «Редант» обнаруживает в памятниках эпохи ранней бронзы Рион-Квирильского бассейна. В Рион-Квирильском бассейне к III тыс. до н.э. относятся верхние горизонты пещерных стоянок Самеле-клде (I), Сагварджиле, Самерхле-клде, Цуцхвата, Дарквети, верхний слой Дзудзуана, а также открытые поселения Дабла-Гоми и Аргвети. Пещерные памятники отражают начальный этап ранней бронзы и тесно связаны с предшествующей энеолитической культурой; керамика их содержит сосцевидные и полусферические налепы, косые насечки на тулове у венчика, разделенные горизонтальными линиями, миски, горшки и сковородообразные сосуды со сквозными отверстиями, налепы-«дольки», выступы-прихваты и другие элементы декора, характерные для поселений «Редант» (Г.Г. Пхакадзе, 1993, табл.II; III:12, 15, 21), Такие признаки отчетливо фиксируются также в нижних слоях открытых поселений Дабла-Гоми и Аргвети и продолжают существовать в верхних слоях этих поселений, наряду с куро-аракской керамикой (Г.Г.Пхакадзе, 1993, табл.XIII, XIV, XV). Наличие комплекса общих черт в керамике ранней бронзы предгорий и горной зоны Западной Грузии с керамикой поселений «Редант» позволяет поставить вопрос о единстве керамических традиций и, как следствие, о взаимосвязях населения этих двух регионов в период ранней бронзы. Поселения Редант I и II являются пока единственными  бытовыми памятниками эпохи энеолита – ранней бронзы, обнаруженными в предгорной зоне Северной Осетии. Изучение материалов этих памятников уже сейчас позволяет сделать ряд важных заключений. Наблюдаемое сходство посуды из памятников Арагвского ущелья (Жинвали, Хада), Рион-Квирильского бассейна и из редантских поселений в Северной Осетии, а также близость памятников по обе стороны Главного Кавказского хребта,  позволяет объединить эти памятники в единый культурный блок. Поскольку выявленные в предгорных поселениях Северной Осетии культурные компоненты (конструкция жилищ и очагов, керамика) сильно отличаются от всех известных энеолитических и раннебронзовых памятников на Северном Кавказе, правомерно объединение их в автономную культурную группу памятников населения, проживавшего на северных склонах  восточной части Центрального Кавказа, и обозначить указанные памятники как группу “Редант”. Ранние памятники культурного блока “Редант”, выявленные в Арагвском ущелье, очевидно, следует датировать финалом эпохи энеолита (вторая половина IV - рубеж IV–III тыс. до н.э.). Основной промежуток функционирования указанной группы памятников в Северной Осетии приходится на первую четверть III тыс. до н.э. и корректируется находками на поселениях керамики, типичной для раннего этапа куро-аракской культуры (периоды E – D Хизанаант-гора, верхний слой поселения Самшвилде, куро-аракский слой Бериклдееби и др.). Однако находки чернолощеной куро-аракской керамики на красной «подкладке» и близость основного керамического фонда западногрузинским памятникам Рион-Квирильского бассейна позволяет расширить хронологические рамки памятников группы «Редант» до третьей четверти III тыс. до н.э. Полученная на поселении Редант I радиоуглеродная дата – 2740+/-120 гг. до н.э. (S. Korenevskiy, 1996.P.73) подтверждает время функционирования поселений группы «Редант» первой четвертью III тыс. до н.э.; известные радиоуглеродные даты из верхнего слоя пещерной стоянки Дзудзуана 2529+/-185 гг. до н.э.) и верхнего горизонта открытого поселения Аргвети (2390+/-90 гг. до н.э.) указывают и на более позднее время функционирования этих поселений. Вполне вероятно, что дальнейшее изучение памятников типа «Редант» поможет пролить свет на истоки формирования другой культуры эпохи ранней бронзы в предгорьях Центрального Кавказа – памятников долинского варианта майкопской культуры, некоторые элементы декора керамики которой обнаруживают сходство с керамикой редантского типа. Памятники другой раннебронзовой культуры из предгорной зоны Северной Осетии – майкопской – представлены курганными захоронениями Сунженского и Дзуарикаусского могильников.

...<<გაგრძელება (ნაწილი 2)

• უძველესი კავკასია