|
<უკან დაბრუნება
Николаева Н.А.
Этнокультурные процессы на Северном Кавказе в конце III- первой половине II тыс. до н.э.
Московский государственный областной университет (МГОУ)
Николаева Н.А. Этнокультурные процессы на Северном Кавказе в конце III- первой половине II тыс. до н.э.// Вестник Московского гос.обл.университета. // Серия «История и политические науки» - 2008, №3, С.119-131
Аннотация
Цель данной работы – поиск дополнительных подтверждений существования культурных связей между Северным Кавказом и Центральной Европой на протяжении II тыс. до н.э., устанавливаемых по данным археологии, а также реконструкция исторического процесса на Северном Кавказе в конце III-II тыс. до н.э. по данным археологии, лингвистики, мифологии. Одной из задач является создание модели, объясняющей осетино-европейские и славяно-осетинские параллели в языке и мифологии. Конечным результатом любого исторического исследования является извлечение исторических фактов из анализируемых источников и реконструкция исторического процесса или коррекция его на основе новых фактов. Поскольку археология - наука историческая, не вспомогательная, а самостоятельная научная дисциплина со своим предметом и методами исследования, то резонно ожидать исторических выводов по данным археологических источников. Однако исторические заключения в археологии начинаются со второй половины I тыс. до н.э., когда появляются письменные источники - произведения античных авторов, древневосточные документы, описывающие народы Восточной Европы и Средней Азии. Самый захватывающий период рождения народов, цивилизаций, государств, который связан с археологией неолита, энеолита и бронзового века, не освещен письменными источниками, поэтому период V-II тыс. до н.э. наименее известен с точки зрения истории. Археологи хорошо изучили указанный период, восстановили историю материальной культуры на пространствах Европы и Евразии, однако решают исторические задачи в археологических категориях. Становление и развитие сравнительно-исторического индоевропейского языкознания в 19 и 20 веках осветило историю индоевропейцев от существования их в составе одного сообщества во второй половине V тыс. до н.э. до распада индоевропейской общности и рассеяния индоевропейцев во всех направлениях. Определение археологических эквивалентов для разных фаз развития праиндоевропейской общности и индоевропейских ареальных союзов показало, что археология энеолита и бронзового века Западной и Восточной Европы (за исключением неолитических культур финно-угорской атрибуции) - это индоевропейская археология1. Таким образом, данные лингвистики, а потом и мифологии стали играть роль письменных источников для рассматриваемого периода, поскольку лексический общеиндоевропейский фонд (более 1000 слов) хранит информацию о климате, ландшафтах, растительном и животном мире на территории обитания праиндоевропейцев, о социальной структуре общества, институтах власти, форме экономической деятельности, типах поселений, о духовной жизни общества, мифопоэтических воззрениях на окружающий мир. Исторический процесс в бесписьменных обществах Европы оказался напрямую связан с индоевропейской праисторией, с решением индо-европейской проблемы - проблемы локализации прародины индоевропейцев и путей их миграции после распада праиндоевропейского единства2. В решении индоевропейской проблемы в целом и отдельных ее аспектов мы оказываемся на границе трех наук - сравнительно-исторического языкознания, сравнительно-исторической мифологии и археологии. Археология восстанавливает историю материальной культуры носителей индоевропейской речи в разные периоды времени и определяет хронологию индоевропейских культур. Мифология исследует сюжеты, мотивы, общие для индоевропейских мифологий, однако эти мифологемы не датированы, и их датировка является почти неразрешимой задачей для лингвистов, филологов, обращающихся к подобной тематике. Ареальная лингвистика выявляет взаимодействие между носителями индоевропейских языков, лексические, грамматические и фонетические изоглоссы в удаленных друг от друга языках. Однако лингвисты не могут однозначно ответить на вопрос, когда происходили контакты - в III или I тыс. до н.э. Разброс дат слишком велик. В этой связи индоевропейская археология имеет бесспорное преимущество: археологические памятники имеют дату, поэтому взаимодействие культур может быть точно определено хронологически. С этой точки зрения, археология вносит хронологические коррективы в заключения лингвистов и мифологов. Этот факт не должен игнорироваться лингвистами. Лингвистика, мифология, археология - это «три кита», на которых выстраивается конструкция исторического процесса в бесписьменных обществах Европы и Азии, связанных языковым родством. Эти три научных дисциплины объединяются одним предметом - индоевропейской праисторией - и имеют общую методологическую основу. Лингвисты выявляют сходство в лексике, грамматике, фонетике (изоглоссы) и определяют, являются ли они заимствованиями или обусловлены общим генезисом. Археологи выявляют общие типы в археологических памятниках и решают, являются ли последние однокультурными (коэффициент сходства 0.7) или общность типов связана с взаимодействием разнокультурных этносов. Общие уникальные мифологемы также сигнализируют либо о заимствовании из общего источника, либо об ареальных связях.
Данные археологии
Выделение кубано-терской культуры3 из аморфного массива случайных находок, собранного со всего Северного Кавказа, называемого «северокавказской культурой»4, позволило нам перейти к решению вопросов ее происхождения и реконструкции культурно-исторического процессов на Северном Кавказе во II тыс. до н.э. Кубано-терская культура (КТК) была сопоставлена с культурой шаровидных амфор (КША) Польши и Прикарпатья по погребальному обряду и керамике, которые происходят из культуры воронковидных кубков (КВК), праиндоевропейской и в то же время древнеевропейской культуры III тыс. до н.э5. Происхождение кубано-терской культуры мы6 установили по 23 элементам погребального обряда (Рис.1,2), по 33 формам керамики, имеющим аналогии в основных типах керамики КША и КШК (Рис.3-6).Из 29 специфических признаков обряда погребения КТК (курганы земляные, каменные, каменные панцири, кромлехи, ровики, стелы/менгиры, каменная наброска над могилой, ямы, ямы под плитой, под циновкой, ямы с дном из речной гальки, ямы с дном, обмазанным глиной, ямы под настилом, обмазанным глиной, ямы с заплечиками под плитой, ямы с выложенными плиткой стенами; ямы, оконтуренные камнем по краю; ямы с каменной забутовкой; ящик из сплошных плит; ящики-склепы из плитки; ящики, выложенные булыжниками; вытянутое положение скелета; скорченное на боку; скорченное на боку с руками перед лицом; скорченное на спине; парные и коллективные; ритуальные захоронения животных) 22 признака присутствовали в памятниках КША7. Таким образом, сходство между КТК и КША по выделенным признакам погребального обряда достигает 70%, что говорит об их однокультурности8. Сравнительно-типологический анализ керамики КТК и КША основан на сопоставлении 200 сосудов КША и КШК (по каталогам КША) и 200 сосудов кубано-терской культуры. При том, что выборки равны, в КТК представлены все основные типы КША: 1 - амфоры шаровидные (Ногир I/I5); 2 - амфоры куявские орнаментированные (Ногир 1/8); 3 - амфоры двуушковые (Ногир I/I3); 4 - миски полусферические (Лечинкай 4/1); 5 - кубки и кубковидные сосуды (Дзуарикау 3/2); 6 - амфорки (Верхний Акбаш 1/10; Дзуарикау 8/5). Аналогии 35 сосудам КТК соответствуют 33 сосудам КША, а коэффициент сходства культур достигает почти 100% по 1/6 части выборки керамического инвентаря двух культур. Следует подчеркнуть, что сравниваемые формы сложны и не могут появиться конвергентно в каждой из культур. Вместе с тем, сознавая тот факт, что всегда будет оставаться предметом спекуляции степень сходства сравниваемых объектов, для обоснования нашей гипотезы о европейском /древнеевропейском происхождении культур бронзового века центральной части Северного Кавказа мы расширили базу объективных доказательств, обратившись к данным лингвистики и сравнительно-исторической мифологии.
Данные лингвистики
По нашему мнению, несомненным доказательством присутствия на Кавказе «древнеевропейцев» являются индоевропеизмы в картвельских языках, выявленные Г.А.Климовым9. В его работе «рассматриваются 15 параллелизмов, претендующих на общекартвельский характер (т.е. датированных ранее 19 в. до н.э.); 40 параллелизмов грузинско-занского хронологического уровня; и 40 параллелизмов более позднего, но все еще «доисторического» уровня, т.е. до появления армян, греков, персов». Обще-картвельский (южнокавказский) язык Г.А.Климов датирует IV-III тыс. Дифференциация общекартвельского, по данным глоттохронологии, относится к концу III - началу II тыс. до н.э., когда выделяется сванский язык; второй обособившийся ареал – грузинско-занский. Далее грузинско-занский делится на грузинский и занский (колхский) языки не позднее конца II тыс. до н.э. Из 15 параллелизмов между пракартвельским и индоевропейскими языками корнесловы "сердцевина, ядро плода" имеет продолжение в германских, балтских, и славянских языках; корнеслов "четыре" отражает развитие, имеющее место в кельтских и германских языках; корнеслов ‘игла, колючка’ находит продолжение в кельтских, балтских, славянских языках; картвельская основа ‘стоять’ (о засухе, жаре) имеет аналогичное продолжение в кельтских и германских языках. Эти лингвистические данные позволяют датировать появление индоевропейцев/древнеевропейцев на Северном Кавказе не позже 19 в. до н.э. Отмечено 40 параллелизмов в грузинско-занских и индоевропейских языках. Наиболее близкие аналогии для грузинско-занской основы ‘бурдюк, сума’ зафиксированы в германских языках. Другой грузинско-занский архетип ‘безрогий бык’ имеет аналогии в балтийских диалектах. Этот факт хорошо объясним в свете нашей концепции присутствия древнеевропейцев на Кавказе во II тыс. до н.э., представляющих собой слабо расчлененную на диалекты этно-лингвистическую общность, включавшую и прабалтийские диалекты. Грузинско-занский корнеслов ‘виноградная лоза’ сопоставляется непосредственно с диалектным славянским корнесловом. ‘Самец, баран’ в формальном и семантическом плане сопоставим с продолжением индоевропейского архетипа в латинском и балтийских языках. ‘Жаба’ представлена балто-славянскими, германскими соответствиями (по выражению Г.А. Климова, «является диалектным североевропейским соответствием картвельскому архетипу»). ‘Поросенок’ в грузинско-занском имеет соответствия в литовских и славянском языках; ‘тина’ имеет аналогии в литовском; ‘лиса’ - в германском и кельтских языках. ‘Пыль’ имеет аналогии в германских языках. ‘Медь’ имеет отчетливые параллели с латинской и литовской формами, которые переводятся как ‘светить, сверкать’10. Особого внимания заслуживает грузинско-занская основа ‘обух топора’, имеющая аналогии в кельтских, италийских, германских и балто-славянских ветвях индоевропейского праязыка, а ‘журавль’ в грузинско-занском языке фонетически и семантически особенно близок к славянскому, а также к латинскому и балтийским языкам11. Таким образом, 18 из 40 параллелизмов между грузинско-занским и индоевропейскими языками находят точные аналогии в кельтских, италийских, германских, балтийских, славянских языках, т.е. языках, выделившихся из древнеевропейской лингвистической общности. Эти индоевропеизмы были усвоены грузинско-занским языком не позже конца II тыс. до н.э., по Г.А. Климову. Остальные параллели представлены в иранских, индоарийских, греческих языках. Происхождение 50% аналогий в грузинском-занском из индоевропейских языков, называемых Г. Крае «древнеевропейскими», свидетельствует о непосредственных контактах картвельских племен с «древнеевропейцами», еще слабо расчлененными на отдельные диалекты - кельтские, италийские, германские и балто-славянские. Такое состояние «древнеевропейской» общности, по данным археологии, отмечается эквивалентной ситуацией в III тыс. до н.э., когда в Центральной Европе существует почти одновременно три культуры – воронковидных кубков, шаровидных амфор и шнуровых керамик. Они перегруппировываются в Центральной Европе внутри «древнеевропейского массива», не меняют его общего контура и содержания. Заимствования в картвельские языки из древнеевропейского должны были иметь место сразу, как первые группы «древнеевропейцев» появились в центральной части Северного Кавказа, на раннем этапе кубано-терской культуры 21-19 вв. до н.э.; в другом бы случае индоевропейские лексемы языка древнеевропейцев, оставшихся в Европе, претерпели бы изменения в процессе изолированного развития от центрально-европейских «древнеевропейцев» древнеевропейцев, достигших Северного Кавказа, и не показали бы демострируемых Г.А.Климовым картвело-индоевропейских схождений.Существование древнейших индоевропеизмов в грузинско-занском языке позволяет объяснить появление куро-аракских форм сосудов в кубано-терских погребениях, и наоборот, кубано-терских артефактов в куро-аракских памят-никах (Дзуарикау 1/15, 2/2 ); многие элементы керамической технологии в КТК (полушарные ручки, розовый цвет внутренней поверхности в сосудах, многочисленная металлургическая продукция Закавказья на Северном Кавказе в виде серии топоров). Следовательно, на основании индоевропеизмов в картвельских языках, имеющих общую основу со всеми «древнеевропейскими» языками, мы можем говорить не о миграции отдельных племен исторических диалектов древнеевропейских языков - германцев, балтов, славян, кельтов, а о сдвиге из Малопольши, Прикарпатья на Северный Кавказ части массива слабо дифференцированных «древнеевропейцев», как еще некоего целого. Исключительно важным доказательством присутствия на Северном Кавказе «древнеевропейцев»12, среди которых были будущие славяне, являются индоевропеизмы13 в осетинском языке, названные первоисследователем «скифо-европейскими изоглоссами»14. В.И.Абаев подчеркивает обособленное положение осетинского языка в иранской группе индоевропейских языков и считает, что осетинский язык противостоит всем индоиранским языкам, и по ряду признаков - лексических, фонетических, грамматических - порывает с другими иранскими языками и смыкается с европейскими языками: германскими, балтскими, италийскими, кельтскими, славянскими. Это выражается более, чем в 40 лексических изоглоссах, 3 фонетических и 2 грамматических изоглоссах15. Эти индоевропеизмы (а точнее, «древнеевропеизмы»), в которых доминируют аналогии из славянских языков, относятся к разным аспектам деятельности человека, элементам окружающего мира. Это слова, связанные с климатом и ландшафтом («непогода», «снег», «мерзнуть», «таять», «море», «гора», «ложбина», «долина»); словесная характеристика растительного и животного мира («ольха», «кабан», «поросенок», «кобель», «щенок», «лосось», «блоха», «моль»); сельскохозяйственная терминология и описание продуктов земледелия («серп», «ярмо», «болт между ярмом и дышлом», «пара упряжных быков», «спица в колесе», «зерно», «колос», «овес», «пиво»). Ремесленная деятельность представлена термином «кузнец». Социальная терминология представлена словами «незнатный, простой», «муж», «судилище, суд, суждение». Некоторые слова, такие, как части тела, «рука», «горло», «мошонка», относятся к категории слов. которые нет необходимости заимствовать из другого языка. Анализ лексики показывает, что к моменту появления осетин на Кавказе они либо не знали ни повозки, ни колесницы, ни пашенного земледелия (для чего требуется парная запряжка волов), не знали кузнечной обработки металлов, не знали производства зерновых культур, не имели традиции делать «пиво», никогда не видали снега, кабанов, собак и т.д., либо включили в свой состав то кавказское население, для которого эти слова были коренными. Первое предположение абсурдно, поскольку аланы, предки осетин, были зрелым обществом, знавшим письменность, живущим в городах, они были прекрасными металлургами; они видели и море, и горы, и им не было нужды заимствовать перечисленные выше слова. Вторая гипотеза о включении в состав осетин неиранской, но индоевропейской группы кавказского населения логична, поэтому если устанавливается древнеевропейская этимология 40 слов осетинского словаря, то следует сделать вывод, что этим «кавказским» населением являются какие-то европейцы, однажды попавшие на Кавказ, которые доживают до появления в начале I тыс. н.э. алан, предков осетин, пришедших на Кавказ из Средней Азии. Допускать проникновение в аланский и потом в осетинский язык каких-то заимствований из всех европейских языков того времени в аланскую и даже скифо-сарматскую эпоху, как это делает В.И.Абаев16, нет оснований, поскольку нет причин заимствовать такую лексику, тем более так поздно, в аланскую эпоху. Сам факт существования осетино-европейских параллелей и отсутствие этих схождений в других иранских языках говорит об европейской составляющей в осетинском языке, которая либо исчезла в других иранских языках (в отсутствии питательной среды в течение длительного отрезка времени), либо никогда и не существовала в них. Речь идет о « кавказском» субстрате для осетинского языка, не реализованного в других иранских языках. Термин «кавказский» подразумевает территорию, где существовал этот субстрат, а не его корни. По мнению В.И.Абаева, «особенно многочисленны и значительны изоглоссы, связывающие осетинский со славянскими языками. Здесь мы имеем не только лексические, но и некоторые важные грамматические связи, что указывает на особую длительность и интимность контактов»17. Например, ос. tajan примыкает к ст.-слав. tajo, русск. таять, и на индоиранской почве корень *ta- не распознается18. Другой пример: ос.tarxon «обсуждение, «судилище» неотделимо от ст.-слав. tъlkъ, русск. толк, толковать. Имеет параллели в литовском, германских, древнеиндийском, хеттском, возможно - этрусском, но иранских соответствий не отмечено. Другое слово, ос.kur, сопоставляется с элементом kur в русском курносый, кур гузый, корнать («обрезать»). Слово в ос.kurd «кузнец» В.И.Абаев сближает с древнерусским кърчии19. Что касается фонетических скифо-европейских изоглосс, то речь идет о фонеме f. Только в осетинском, единственном из всех иранских языков, фонема p перешла в фонему f, и на этот переход повлияли контакты с германскими языками. В.И.Абаев считает, что причина перехода контакты сармат с готами, и датирует эти контакты III в.н.э. Поскольку он допускает проникновение этого перехода в адыгский за счет контактов с меотами, которых считает сарматским племенем20, а меоты - потомки индоариев III тыс. до н.э., по более обоснованному мнению О.Н.Трубачева21, то время этихвлияний можно удревнить до начала II тыс. до н.э.22. Грамматические осетино-славянские изоглоссы выражаются в образовании перфекта с помощью превербов как в осетинском, так и в славянских языках23. Скифо-европейские изоглоссы В.И.Абаева однозначно указывают на приход на Северный Кавказ древнеевропейцев, еще не окончательно разделившихся, причем прослеживается определенное доминирование славянской составляющей. Это возможно только в конце III - первой половине II тыс. до н.э., поскольку праславяне отделились от древнеевропейцев не раньше и не позже 13 в. до н.э.24. Следовательно, данные лингвистики подтверждают европейскую атрибуцию памятников кубано-терской культуры Северного Кавказа и показывают древнеевропейскую основу в сложении осетинского этноса.
Данные мифологии
В осетинской, кельтской, германской, балтской, славянской (т.е. древнеевропейской) мифологии существуют общие мотивы и сюжеты, которые отражают приход древнеевропейцев на Северный Кавказ. Эти сюжеты убедительны и перечислены в работах Ж.Дюмезиля и В.И.Абаева о «Нартском эпосе». Из общих осетино-славянских мифологем исследователями упомянуты аналогии сюжетов о великане Мукара из «Нартского эпоса» и Святогора из славянских былин25. Число аналогий может возрасти за счет привлечения параллелей из русских волшебных сказок. Прежде всего это полное воспроизведение начала первой легенды о Нартах в сказке о Жар-Птице, Иван-царевиче и Сером Волке. В саду Нартов, рассказывают осетинские сказители, росла яблоня, на которой созревало яблоко, от которого зависела жизнь Нартов, но птица с золотым оперением повадилась воровать это яблоко. Два брата стали сторожить сад и подстрелили птицу. По ее следу они доходят до моря, где живет Владыка вод Донбеттыр. Птица оказывается его дочерью. Один из братьев спускается в царство Донбеттыра и спасает царевну, отдав ей ее оперение. Эта часть легенды составляет несколько измененное содержание второй русской народной сказки о Морском царе и Василисе Премудрой, в которой говорится, что Иван-царевич похищает оперение Василисы Премудрой, чтобы заручиться ее поддержкой. Третий сюжет связан с наказом Дзерассы, дочери Донбеттыра, своим сыновьям сторожить ее могилу три дня. За неисполнением наказа последовало рождение Сатаны, волшебного пса и рождение волшебного коня. В русской сказке «Сивко-Бурко» волшебный конь является наградой Ивану, младшему сыну, который выполняет наказ отца и сторожит могилу три дня. Четвертый сюжет в «Нартском эпосе» связан с Сосланом, Великим нартом, который доскакивает на своем волшебном коне до летающей башни, где живет Дочь Солнца, и женится на ней. В сказке «Сивко-Бурко» Иван выполняет аналогичную задачу и женится на царевне из башни. Пятый сюжет связан с женитьбой другого Великого нарта, Хамыца, на дочери Донбеттыра, которая вынуждена скрываться в лягушачьей коже, или в черепашьем панцире. Насмешки Сырдона (зависть, злые козни) вынуждают ее покинуть мужа. В русской народной сказке «Царевна -лягушка» завистники сжигают лягушачью кожу царевны, что приводит к дальнейшим злоключениям Ивана-царевича и царевны-лягушки.Шестой сюжет «Нартского эпоса» о волшебном войске, которое выходит или из Черной горы, или из морских глубин, находит отражение в русской сказке, обработанной нашим великим поэтом А.С.Пушкиным, о войске, которое «из вод чредой выходят ясных и с ними дядька их морской»26. В дополнение к этому уместна цитата В.И.Абаева: «Полное семантическое тождество славянского Родъ и осетинского Naf позволяет отнести эту пару к скифо-славянским религиозно-типологическим изоглоссам»27. Данные археологии, лингвистики (данные картвельских и осетинского языков), мифологии показывают, что в Центральной Европе и на Северном Кавказе в древности проживали племена, родственные по материальной культуре, по языку, имеющие сходные религиозно-мифологические системы. Эти племена пришли с Центральной Европы на Северный Кавказ, о чем свидетельствует вся логика развития праиндоевропейской общности и автохтонность для Европы культуры воронковидных кубков, от которой произошли и культура шаровидных амфор, и культура шнуровых керамик, оставивших свои памятники и на Северном Кавказе. Эти племена составляли в Центральной Европе общность будущих кельтов, италиков, иллирийцев, германцев, балтов и славян, названную Г.Крае «древнеевропейцами». На Северный Кавказ древнеевропейцы пришли еще достаточно монолитным массивом, хотя более доминирует здесь «славянская составляющая». Они принесли не только свою культуру, уклад хозяйства, но и свои духовные ценности, которые нашли отражение в ядре «Нартского эпоса». Древнеевропейцы должны дожить до прихода алан - предков осетин, поскольку сохраняются в виде языковых и мифологических реликтов у осетин. Таким образом, концепция В.И.Абаева, считавшего, что все скифо-европейские изоглоссы обусловлены контактами германцев с иранцами в период пребывания готов в Северном Причерноморье, а частично - контактами иранцев и европейцев в скифскую или индоиранскую эпоху; а также концепция Ж.Дюмезиля, считавшего общие элементы в европейской и осетинской мифологии результатом сохранения общеиндоевропейского мифологического наследия28, не могут быть приняты на основании ими же разработанных аргументов. Предложенная нами реконструкция культурно-исторического процесса на Северном Кавказе в большей мере отвечает изложенным выше фактам археологии, лингвистики, мифологии.
Nadezhda Nikolaeva
Ethno-cultural processes in the North Caucasus in the late III-first half of II mill.BC/
ACADEMIA PREMIUM
Academia © 2017
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Сафронов В.А. Индоевропейские прародины. Горький. 1989.
2. В данном исследовании я придерживаюсь концепции В.А.Сафронова о трех индоевропейских прародинах, к созданию которой я причастна: Николаева Н.А.. Происхождение дольменной культуры Северо-Западного Кавказа.// Сообщения Научно-Методического совета по охране памятников культуры Министерства культуры СССР. Вып.7. М., 1974. Николаева Н.А., Сафронов В.А.. Культура Винча - древнейшая цивилизация Старого Света. // Балканы в контексте Средиземноморья. М., 1986. Николаева Н.А.. Об основных линиях развития неолита в Балкано-Карпатском регионе.// Балканы в контексте Средиземноморья. М., 1986. Николаева Н.А., Сафронов В.А. Истоки славянской и евразийской мифологии. М., 1999. Николаева Н.А., Сафронов В.А. Основы археологии. Введение в индоевропейскую праисторию. Сафронов В.А., Николаева Н.А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. М., 2003.
3. Николаева Н.А. Кубано-Терское междуречье в эпоху ранней и средней бронзы (выделение и периодизация кубано-терской культуры). Автореферат канд.дисс. Л., 1987.
4. Марковин В.И. Культура племен Северного Кавказа во II тыс. до н.э. МИА , 93. М., 1960.
5. Культура воронковидных кубков соответствует ареалу древнеевропейской/праиндоевропейской гидронимии, установленному Г.Крае: Krahe H. Die Struktur der alteuropäischen Hydronimie. - Akademie der Wiessenschaft und der Literatur. Abhandlungen des Geistesund Sozialwissenschaftlichen Klasse. Wiesbaden. №5 ; Krahe H. Unsere ältesten Flüssnamen. Wiesbaden.1964.
6. Николаева Н.А. Северная Осетия в ранне-среднебронзовом веке (Модель выделения археологической культуры). // Ученые записки Комиссии по изучению памятников цивилизаций древнего и средневекового Востока (археологические источники). М., Главная редакция восточной литературы. 1989. С.3-74.
7. Николаева Н.А. Выделение кубано-терской культуры ранне-среднебронзового века на Северном Кавказе // Проблемы археологии Северной Осетии. Орджоникидзе, 1980, Табл. 1. С. 101-103
8. Федоров-Давыдов Г.А. Статистические методы в археологии. М., 1987.
9. Климов Г.А. Древнейшие индоевропеизмы в картвельских языках. М., 1994. Николаева Н.А. Древнеевропейцы на Северном Кавказе.// Вестник МГОУ, вып.1. М., 2006. С.3-12.
10. Климов Г.А. Древнейшие индоевропеизмы в картвельских языках. М., 1994. С.63-124
11. Там же, с.156, 163
12. Древнеевропейцы, по Г.Крае, - это кельты, германцы, иллирийцы, италики, балты, славяне.
13. Индоевропеизмы - это слова или грамматические категории , которые имеют индоевропейское происхождение. Определить, каким образом эти слова попали в осетинский язык и отсутствуют в других индоиранских языках, - задача историка.
14. Абаев В.И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965.
15. Там же, с.3,4
16. Абаев В.И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965. С.4: «Скифская группа языков, к которой принадлежит осетинский, была от глубокой древности далеко продвинута в Ев-ропу и много веков соседила с европейскими, особенно с восточноевропейскими языками, в то время как остальные индоиранские языки уже давно переместились на восток и юг и утратили всякий контакт с Европой».
17. Абаев В.И.. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965. С.4.
18. Там же. С.15.
19. Абаев В.И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965. С.19, 20, 23.
20. Там же. С.35.
21. Трубачев О.Н. Indoarica в Северном Причерноморье. М., 1999
22. Николаева Н.А.. Индоарии на Северном Кавказе. // Вестник МГОУ. Серия История и политологические науки, Вып.1. М., 2007, С.3-27.
23. Абаев В.И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965. С.68.
24. Сафронов А.В.
25. Дюмезиль Ж. Осетинская мифология и нартский эпос. М., 1976. С.85-94.
26. Нарты. Осетинский героический эпос. Т.2. М., 1989; Русские народные сказки.; Мифы народов мира. Т.1-2. 1990.; Славянская мифология. Энциклопедические словарь. Институт славяноведения; Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Репринт. М., 1994; Дюмезиль Ж.. Осетинский эпос и мифология. М., 1976.
27. Абаев В.И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965. С.111.
28. Там же. С.103-105.
|
