|
<უკან დაბრუნება
Р. М. Мунчаев, Н. Я. Мерперт
(Москва)
КУЛЬТОВАЯ БАШНЯ III ТЫС. ДО Н.Э. В ТЕЛЛЬ ХАЗНЕ, СИРИЯ
ძიებანი / საქართველოს მეცნიერებათა აკადემიის კვლევის ცენტრი
(დამატებანი VI)
კავკასია ნეოლით - ბრინჯაოს არქეოლოგიის საკითხები
ეძღვნება პროფ. ოთარ ჯაფარიძეს დაბადებიდან 80 წლისთავის გამო
თბილისი, 2001. - გვ.51-62
Двусторонние связи Кавказа и культурных очагов Ближнего Востока фиксируются, как известно, с глубочайшей древности и касаются различных сторон человеческого развития от основных видов производящего хозяйства до металлургии, целого ряда ремесел, искусства, что с предельной убедительностью многократно подчеркивалось в серии блестящих трудов нашего юбиляра - Отара Михайловича Джапаридзе. В полной мере касается это строительного дела и архитектуры, чрезвычайно раннее возникновение которых и высокое развитие с выработкой общих форм являются одним из ярчайших свидетельств прямых контактов между обоими регионами. Здесь достаточно напомнить характерное круглоплановое строительство, исконное и широко распространенное в раннеземледельческих культурах Закавказья и Северо-Восточного Кавказа [3; 4; 5; 6; 7; 10; 11; 12; 16; 2; и др.] и в не менее ярких формах представленное в знаменитой халафской культуре V тыс. до н.э. Северной Месопотамии [28; 35; 26; 21; 13; и др.]. Подобные взаимные воздействия прослеживаются и в последующие периоды, проявляясь как в жилом и хозяйственном, так и в фортификационном и сакральном строительстве. И здесь мы можем вспомнить мощные укрепления и культовые комплексы месопотамских городов и соответствующие сооружения Закавказья вплоть до "циклопических крепостей". Среди монументальных сооружений обеих областей особую роль играли башни. Корни этой важнейшей и многофункциональной формы уходят вплоть до IX тыс. до н.э. - до "докерамического Иерихона А" [22; 26; 9]. В дальнейшем в Месопотамии она легла в основу оборонительных башен, в частности фланкировавших города, башен - хранилищ пищевых запасов и, главное, знаменитых зиггуратов - "гор Бога", являвшихся обязательным культовым центром фактически каждого месопотамского города. Такое же распространение и многообразие башен характерно и для ряда периодов истории Закавказья и Северного Кавказа. Фактически традиция эта дожила здесь до современности. Начало же связей Ближнего Востока и Кавказа в рассматриваемом аспекте фиксируется в раннем бронзовом веке (конец IV-III тыс. до н.э.), когда безусловные связи Закавказья и Восточного Средиземноморья (включая и Верхнюю Месопотамию) документируются и общностью прочих феноменов, например, кирбет-керакской керамикой. В силу вышеизложенного мы полагаем, что для разработки данной проблемы несомненный интерес представляют материалы исследований экспедиции Института археологии Российской Академии наук в Северо-Восточной Сирии, ве-дущихся с 1988 г. по настоящее время. До этого, как известно, Месопотамская экспедиция АН СССР провела более 12 полевых сезонов (1969-1985 гг.) в Северо-Западном Ираке. И нам доставляет огромное удовольствие подчеркнуть здесь, что вместе с нами в Ираке в 1972 г. работал О.М.Джапаридзе. В Сирии, в бассейне реки Хабура - левого притока Ефрата, зафиксировано огромное скопление многослойных памятников (теллей), отражающих процесс культурно-исторического развития данного региона Северной Месопотамии, начиная с возникновения зачатков земледелия и до формирования первых городских центров, а далее и государственных образований. Исследованиям российской экспедиции подверглись два телля, расположенных на берегах вади Ханзир, у деревень Хазна и Аляви, в 25 км к северо-востоку от города Хасаке. На одном из них - Телль Хазне II - вскрыта лишь стратиграфическая траншея. Она, однако, позволила определить наличие в основании холма мощного, более чем трехметрового, слоя древнейшей раннеземледельческой культуры месопотамской долины, открытой ранее нашей же экспедицией в Синджарской равнине Ирака и получившей наименование культуры Телль Сотто [1, с. 109-198]. Последняя, датируемая концом VII - началом VI тыс. до н.э., явилась одним из основных компонентов знаменитой хассунской культуры Северного Ирака. В результате стало очевидным, что ареал Хассуны охватывает и Северо-Восточную Сирию [14, с.25-42]. Отметим, что материалы этой архаичной культуры обнаруживают некоторые общие элементы с близкими по времени памятниками Закавказья, что проявляется прежде всего в керамике. Стабильное раннеземледельческое поселение на этом телле было сменено кратковременной стоянкой халафской культуры, что, возможно, было связано с заметным иссушением климата и соответствующим сдвижением к северу границы неполивного земледелия. Позднее здесь возник некрополь периода Джемдет Наср (рубеж IV-III тыс. до н.э.). Остатки этого могильника оказались перекрыты массивной глинистой платформой, на которой стояли постройки раннединастической эпохи (III тыс. до н.э.). Общая толщина культурного слоя Телль Хазны II достигает 9 м. Исследования значительно большего масштаба ведутся экспедицией на втором памятнике - Телль Хазне 1, расположенном в 1 км к северу от первого объекта. Высота этого телля составляет 17 м., а диаметр в среднем 150 м. Мощность же культурного слоя Телль Хазны 1 достигает 16 м, из них не менее 12 м принадлежат раннединастической эпохе. Ниже фиксируется трехметровый слой урукской культуры, в основании которого обнаружены регулярные скопления убейдской керамики.
Основным объектом исследования явился здесь слой раннединастической эпохи, вскрытый на различную глубину - вплоть до его основания - на площади около 2000 кв. м. (рис.1). При этом определена особая специфика данного объекта, являвшегося не обычным поселением, а крупным культово-административным центром значительной округи. С этим связана сама схема памятника: ограниченные овальным планом сооружения его расположены на нескольких последовательных искусственных платформах-террасах и подчинены единому для всех этих уровней плану. Мощные конструкции со специально оформленными, часто замощенными камнем, открытыми пространствами перед ними, высокие стены (сохранившиеся на Телль Хазне 1 на высоту свыше 6 м.), укрепленные пилястрами и контрфорсами, столы для жертвоприношений и прямые свидетельства последних, многочисленные следы огневых действий, помещения, заполненные золой и ритуальными зооморфными и антропоморфными статуэтками, четко подчеркивают сакральный характер памятника. Бытовые же остатки крайне не выразительны. Жилища фактически не выделяются. Обычных для них кухонных слоев нет. Остатки производственной деятельности ограничиваются керамическими горнами, обычными для храмовых комплексов Месопотамии (в некоторых из таких сооружений Телль Хазны 1 документируется обжиг не только сосудов, но и кулььтовых статуэток). Многочисленные находки земледельческих орудий, главным образом кремневых и обсидиановых лезвий серпов, а также ступок, пестов и зернотерок, в большинстве своем намеренно сломанных, скорее всего связаны не с земледельческой практикой, а с земледельческими культовыми акциями, к чему мы вернемся несколько ниже. Храмовая структура - алтарное помещение-селла, обширный двор перед ней и различные вспомогательные постройки - представлены на разных уровнях и объединяются в ряд архитектурных комплексов, находящих аналогии в таких классических памятниках Месопотамии, как раннединастические храмы Нинхурсаг в Телль эль-Убейде [34; 33], “Овальный храм" в Хафадже на Дияле [19; 20] и др. Вместе с тем есть основание говорить и о второй функции нашего памятника: его монументальные, а в ряде случаев и весьма вместительные постройки могли использоваться как общественные хранилища для зерна, изображения которых хорошо известны на цилиндрических печатях рассматриваемой эпохи [17, р.39-44; 32, р.94-96; 29, р.235-245]. Отмеченные авторы подчеркивают централизацию пищевых запасов и распределение их соответствующими представителями администрации. Прямым подтверждением этого является находка в слое Телль Хазны 1 глиняной математической таблички: такие же изображены в руках писцов на упомянутых выше цилиндрических печатях. Как сакральные, так и складские сооружения Телль Хазны 1 поражают своей монументальностью, а в ряде случаев и близостью конструкций. Наиболее выразительный комплекс их расположен на нижней террасе и связан с самим основанием культово-административного центра. Он получил условно наименование "Нижнего храма". Его составляет серия особо массивных построек, отличающихся поразительной сохранностью (№№ 2, 4, 65, 37, 69, 110, 149 и др.): высота их достигает, а в отдельных случаях и превышает 8 м. Сочленяясь друг с другом, они составляют часть овала, лежащего в основе планировки всего памятника (рис.1). Среди них по размерам и выразительности конструкции выделяется прежде всего башня № 37, представляющая собой уникальный памятник древней культовой архитектуры Северной Месопотамии. Ее краткой характеристике и посвящена настоящая статья. Башня № 37 являлась центральным сооружением дуги, обрамлявшей с юга "Нижний храм" (рис.1). Более того, она определяла планировку всего южного участка памятника, расположение, ориентировку и группировки всех его построек. Башня стояла на южном -пологом склоне холма и сохранилась на высоту до 8 м. Она прямоугольна в плане. Размеры ее верхней площадки 4 (С-Ю) х 6 (3-В) м.
На поверхности ее находился вход (2.20 х 3 м) во внутреннее помещение башни (рис. 2,1). Хорошо сохранились консоли перекрытия. Это позволяет считать, что сохранившаяся высота башни весьма близка первоначальной. Стены башни сложены из сырцового кирпича стандарта в среднем 30-25 х 30-25 х 7-8 см. Основание башни было не менее чем на полтора метра впущено в урукский слой, достигая глубины свыше 14 м от вершины телля. Характер основания достаточно сложен. Стены опирались на метровый цоколь, сложенный из кирпичей большого стандарта (30-50 х 25-40 х 8-9 см), выступающих на 7-15 см перед плоскостью стены (рис. 2,2). На глубинах около 14-13 м цоколь был укреплен системой перпендикулярных ему стен. Но и цоколем не ограничивалась сложная система подготовительных сооружений, связанная с укреплением основания столь массивной конструкции, как башня № 37. Сам цоколь стоял на 90-сантиметровой "подушке" из светло-серого суглинка, абсолютно единообразного и заметно отличного от окружающего его, насыщенного строительными остатками, серо-коричневого слоя (рис. 2,2). В основании же "подушки" открыто безусловно преднамеренное захоронение трех копытных - газели, овцы и ягненка. Кости всех трех сохранили правильный анатомический порядок: одна из взрослых особей лежала на левом боку, другая на спине, а ягненок находился между ними. Все они частично подстилали "подушку" и в свою очередь подстилались небольшой зольной подсыпкой, покрывавшей специально сооруженную шестисантиметровую платформу из крупных керамических фрагментов, обмазанных глиной. Наличие и оформление этой "микроплатформы" исключает какие бы то ни было сомнения в преднамеренности захоронения животных и связи его с сооружением башни. Скорее всего в нем следует видеть "строительную жертву" в самый момент закладки этого монументального сооружения, игравшего особую роль в жизни столь необычного памятника. Следует подчеркнуть, что кирпичные сооружения основания башни, в том числе и ее цоколь, не отштукатурены, что подтверждает вкопанное в землю их расположение. Стены же самой башни - выше цоколя и вплоть до верхней площадки - покрыты регулярной обмазкой толщиной свыше 3 см. На ряде участков внутри нее выделены два слоя: нижний из обычной краснокоричневой глины и верхний (внешний) - из зеленой . Это характерно и для прочих храмовых сооружений, в том числе и расположенных на последующих террасах: зеленая штукатурка отличала как внешние, так и внутренние плоскости их стен. Зеленая глина, в отличие от краснокоричневой, не местная, она принесена сюда со стороны. Любопытно, что скопления такой глины обнаружены на ряде участков исследуемого объекта, но прежде всего у монументальных его сооружений. Последние тем самым резко выделялись по цвету среди прочих построек: покрытие зеленой штукатуркой было преднамеренным и носило декоративный характер. Подчеркнем еще раз уникальную сохранность башни. У основания она расширялась, достигая размеров 6.40 (3 - В) х 5.0 (С - Ю) м. Стены башни неоднократно укреплялись, причем, прежде всего с внутренней стороны. Они не монолитны и состоят из ряда кладок, первоначально самостоятельных, о чем свидетельствуют разделяющие их следы штукатурки. Общая же толщина стен на ряде участков превышала метр, причем наиболее ранними при такой конструкции оказывались внешние их кладки. И с этим связана принципиально важная находка, сделанная именно во внешней кладке южной стены башни. Здесь на 40-70 см ниже современного верхнего среза стены (т.е. на 1.40 - 1.70 м ниже первоначального уровня верхней площадки башни) были открыты три щелевидных окна в форме узких сужающихся кверху прямоугольников высотой от 35 до 41 см и шириной у основания 12-14 см (рис.2,2). Сразу же подчеркнем, что подобные окна отмечены и на ряде других монументальных сооружений Телль Хазны 1. В большинстве случаев они были сквозными и проходили через всю толщу стены, что соответствовало наиболее вероятным их функциям водостока, циркуляции воздуха или более всего светового отверстия. В данном же случае все три щелевидных окна башни №37 были перекрыты с внутренней стороны сложенными там стенками. При этом окна переставали быть сквозными и теряли первоначальный смысл. Более того, при дальнейших подмазках штукатурки они оказались закрыты слоем последней и с внешней стороны. Боковые же их стенки сохранили следы первоначальной зеленой обмазки. И именно внутри внешней стены, в крайнем восточном оконном проеме был открыт огражденный специально помещенными сюда кирпичами заклад. Его составляли 17 кремневых вкладышей от трех серпов (рис.3) и прямоугольная печать из белого камня (табл.I1). Вкладыши длиной от 2 до 7,3 см. Некоторые из них сохранили следы битума, обычно крепящего составное лезвие в костяной, роговой или деревянной основе. Печать размерами 3.5 х 2.7 х 0.9 см с продольным внутренним каналом для подвешивания и резным изображением льва, терзающего лежащее на спине копытное с длинными рогами (табл. Ij). Глубина расположения этих находок 8.17 м от вершины телля. Они, безусловно, составляли закрытый комплекс и могут рассматриваться как "жертвенный заклад", знаменовавший окончание строительства башни, тоща как отмеченные выше жертвенные захоронения животных знаменовали его начало. Перейдем к внутренним конструкциям башни №37.
Как уже отмечалось, на уровне верхней ее площадки (в среднем 7 м от вершины телля) определены очертания уходящего вниз шахтообразного помещения прямоугольной формы с остатками консолей, поддерживавших его перекрытие. Размеры входа в постройку 2.50-3.0 (3-В) х 2.20 (С-Ю) м. Ниже шла серия расположенных на одной вертикальной оси камер, размеры которых колебались в зависимости как от расширения башни, так и от внутренних крепящих пристроек. Пол верхней камеры достигнут на глубине 8.70 м. Он отмечен выполненной с особой тщательностью кладкой из крупных кирпичей (48 х 25 х 8-10 см), перекрытых слоем глиняной обмазки. Выкладка охватывала весь пол камеры, являвшейся "верхним этажом" шахтообразной конструкции. Вход в нее мог осуществляться только сверху, со стороны перекрытия. От более нижних помещений она была наглухо изолирована. Внутри нее найдены лишь фрагменты двух очажных подставок и миниатюрный рюмкообразный сосудик на высокой ножке. Ни остатков зерна, ни слоев перегноя, ни каких-либо бытовых остатков в камере не обнаружено. Подстилал же ее 15-сантиметровый кирпичный карниз, обрамлявший слой плотной забутовки с измельченными керамическими фрагментами. Ниже следует чередование прослоек золы, перегноя и плотных забутовок, заполнявшее вторую камеру. Внутри последней полы неоднократно нарастали и отмечены рядом хорошо оформленных поверхностей, но, в отличие от пола верхней камеры, сообщавшихся друг с другом. Вторая камера расширялась по оси С -Ю до 3.40 м, - и здесь следует говорить уже не о скосе стен, а о перемещении внутренних их плоскостей к югу и северу от первоначальных бортов. Основной же пол камеры располагался на уровне свыше 11.0 м. Он был покрыт плотной булыжной вымосткой и соединял два наружных дверных проема в северной и южной стенах башни. Проемы находились на одной оси и имели арочную или трапецевидную форму при высоте свыше 1 м и ширине около 1 м. Каменная вымостка через оба проема выходила за пределы башни.
На юге она покрывала находящуюся перед ней огороженную специальными стенами площадку со следами ритуальных действий и погребениями. В северной же части она покрывала площадку перед дверью башни и далее поднималась широкой полосой на следующую террасу, подстилая центральное -также башенное - сооружение №24 расположенного там "Верхнего храма". Но вернемся к башне №37. Среди камней вымостки здесь встречены фрагменты крупных сосудов, обломки зернотерок и отдельные кремневые вкладыши для серпов. Ниже вымостки отмечены следы очагов, а также части кирпичных перегородок и, возможно, водоотводных каналов. На уровне около 12.0 м расчищена вторая каменная вымостка, ниже которой находки практически отсутствуют, за исключением мелких обломков керамики, двух обсидиановых микропластин с ретушированными гранями и одного крупного фрагмента раннединастического сосуда с резным орнаментом. При этом продолжаются прослойки плотной забутовки и спресованной золы, прослеженные до уровня 13.0 м, т.е. фактически почти до самого цоколя башни. Башня № 37 входит в число первоначальных и наиболее монументальных сооружений рассматриваемого памятника. Вместе с тем, она оказалась поразительно долговременной и подверглась серьёзным реконструкциям. Для воссоздания ее истории могут быть использованы следующие реперы.
1. Основание башни на уровне 14.60 м от вершины телля и кирпичный цоколь в котловане, вкопанном в урукский слой не менее чем на 1.50 м (тот же строительный прием отмечен и в ближайшем аналоге нашему памятнику -"Овальном храме" в Хафадже на Дияле, где заполненный песком котлован подстилал всю постройку).
2. Начало наземной кирпичной стены с отличным от цоколя стандартом кирпича и двойным слоем штукатурки выше уровня 11.50 м, маркирующего поверхность первой террасы.
3. Дверные проемы с оформленными площадками перед ними, маркирующие поверхность второй террасы на уровнях 10.75-11.40 м.
4. Забутовка южного дверного проема и сооружение дополнительной стены, перекрывавшей северный проем. Связанная с последним каменная вымостка покрыта слоем глины до уровня около 11 м. Дополнительная стена опущена до уровня 11.0 м. Они знаменуют конец второго и начало третьего периода существования башни.
5. С перекрытием дверных проемов и ритуальных площадок перед ними доступ в верхнюю камеру башни сохранялся только со стороны верхней площадки.
6. Выше отмечен ряд более поздних поверхностей, подходивших к башне и отмеченных более легкими сооружениями, планиграфиче-ски соотносимыми с последней, а иногда и непосредственно к ней пристроенных.
7. Конец функционирования башни, а скорее всего и теменоса в целом, маркируется верхними слоями, перекрывающими вершину рассматриваемого сооружения на уровне в среднем 6.50 м. Толщина этих слоев непосредственно над верхней площадкой может быть исчислена лишь условно. Однако данные построек следующей, третьей террасы, где сохранились консоли перекрытий, позволяют предполагать, что мощность перекрывавших ве; хнюю площадку башни строительных остатм достигала 3.0 м.
Повторим, что теменос, центром которог являлась башня №37, к началу третьег раннединастического периода (середина 11 тыс. до н.э.) мог уже завершить свое функционирование. Но память о "священном участке" безусловно сохранялась еще достаточно долго, что документируется и сосредоточений здесь погребений предаккадского времен (вторая половина III тыс. до н.э.), впущенных развалины заброшенных уже построек, следами ряда мелких святилищ. Рассмотренная башня представляет собой древнейший в Сирии и один из наиболее ран них зигтуратов в Месопотамии в целом. Проблема ее хронологизации, как и всего памятник! в целом, является принципиально важной. Как известно, традиция сооружения храмш на значителтных искусственных платформах-террасах имеет в Южной Месопотамии глубокие корни. Построенные таким образом храмы зафиксированы уже в позднеубейдском периоде [31, S. 173-187; 33, II. Abb.13, 44]. Широко они представлены в эпоху Урука. Хорошо известны храмы на высокой платформе i самом Уруке [34, р.103; 23, р.99], Эриду [30, р.131-158) и др. Платформы раннединастических "высоких храмов" заметно отличны от простых платформ, подстилавших одно сооружение, знаменуя дальнейшее их усложнение. На каждой платформе располагался уже достаточно сложный комплекс взаимосвязанных построек. Основные параметры подобных комплексов до наших работ удалось определить лишь в двух отмеченных выше случаях - в храме Нинхурсаг и "Овальном храме" Хафаджи. Причем в обоих случаях сохранность как террас, так и построек чрезвычайно слаба: они резко нарушены эрозией. Поэтому данные Телль Хазны с ее поразительной сохранностью архитектуры трудно переоценить. Однако данные указанных памятников и прежде всего "Овального храма" представляются крайне важными и для интерпретации материалов самой Телль Хазны 1.
Сходство между обоими памятниками прослеживается по целому ряду существенных параметров. Есть основания говорить и о синхронности этих памятников. Как и Хафаджа, Телль Хазна 1 принадлежит раннединастической эпохе. Это подтверждается и анализом вещевого материала Телль Хазны 1. Значительная часть последнего принадлежит керамике, в состав которой входят также очажные подставки (табл. И), отдельные из которых аналогичны куро-аракским, модели колес, антропоморфные и зооморфные статуэтки (табл.III), отдельные пряслица и различные поделки. Достаточно многочисленны каменные зернотерки, песты, ступки, терочники и особенно кремневые и обсидиановые вкладыши серпов. Обнаружены также костяные пряслица, шилья и проколки, единичные бронзовые изделия. Особенно выделим серию каменных и глиняной печатей (табл.I). Подавляющая часть отмеченных находок не может служить хронологическими индикаторами, но они не противоречат устанавливаемой дате Телль Хазны 1, как памятника раннединастического I-II периодов. Исключение составляют керамика и печати. На Телль Хазне 1 обнаружено более 100000 фрагментов разнообразных сосудов, относящихся главным образом к раннединастической эпохе. Остальная же часть принадлежит к убейдской и особенно к урукской культурам [15, с.20-22; 27, fig.19-27). Формы раннединастических сосудов - крупные пифосы и фляги и небольшие чаши, миски, горшки, "чайники", сита, кубки, бокалы и др. Выделяются как сквозные формы, существовавшие, начиная с Урука и далее на протяжении III тыс. до н.э. Обращает на себя внимание то, что в основании древнейших монументальных сооружений, в частности башни №37, почти вся найденная керамика связана с урукской культурой. Это дает основание предполагать, что сооружение этих построек на Телль Хазне 1 может относиться к позднему Уруку, т.е. к самому концу IV - началу III тыс. до н.э. Представленная же в вышележащих слоях Телль Хазны 1 керамика, как круговая, так и лепная, повторяет целый ряд форм урукской посуды и включает новые типы сосудов (табл. IV). В состав этой керамики входят и сосуды типа Ниневия 5 (табл. IV11,12) и “metallware” [15, рис.151-6, 1615-17, 1711). Керамика типа Ниневия 5 датируется, как известно, временем не позднее середины III тыс. до н. э. Данный факт подтверждает, что исследуемый памятник функционировал в первой половине III тыс. до н.э. С точки зрения определения датировки раннединастического слоя Телль Хазны 1 важное значение имеют печати. Их найдено здесь около десяти. Рассмотрим прежде всего печать, обнаруженную в закладе башни №37. Она прямоугольной формы (3.7х2.9х1.0 см), изготовлена из белого известняка (?) и имеет продольное отверстие для подвешивания (табл. I]). На лицевой стороне, как выше отмечено, вырезано изображение льва и опрокинутого на спину копытного (вероятно, сцена терзания). Найдена и половинка другой такой же каменной печати (табл.1з) с отверстием и близким сюжетом (лев и под ним козел - ?). Отметим находку еще одной печати из черного камня (гепатита - ?), округлой формы с изображением двух копытных (козлов - ?) с подогнутыми ногами (табл.13). Отмеченные печати единообразны по стилю изображения. Они четко - по форме и сюжетам - сопоставляются с печатями из слоев XI-XI-А Тепе Гавры, датируемых концом IV - началом III тыс. до н.э. и позднеурукского слоя Чагар Базара [25, pi. XX, 2, 34, 36). Приведенные аналогии определенно указывают на принадлежность описанных печатей из нижних горизонтов рассматриваемого слоя Телль Хазны 1 к позднеурукскому времени (или периоду Джемдет Наср), что соответствует концу IV - началу III тыс. до н. э. На эту дату указывают и две другие печати из черного камня, связанные с древнейшими сооружениями храмового комплекса Телль Хазны 1. Другую группу составляют три цилиндрические печати, две каменные (табл.15,6) и глиняная (табл.I4). Показательно, что все они найдены в верхних горизонтах Телль Хазны 1 и заметно отличны стилистически от вышерассмотренных. Изображения на них отличаются геометрическими и сильно стилизованными растительными мотивами. Печати с подобными мотивами изображений так же широко распространены (от Турции до Ирана) и датируются раннединастической эпохой, а именно 3000-2234 гг. до н.э. [18, р.7-20]. Таким образом, можно с достаточной уверенностью утверждать о том, что сооружение культового центра Телль Хазны 1, включая рассмотренную башню № 37, началось в конце IV-начале III тыс. до н.э. и функционирование этого уникального комплекса продолжалось почти до середины III тыс. до н.э.
Литература
1. Бадер Н. О. Древнейшие земледельцы Северной Месопотамии. М., 1989.
2. Гаджиев М. Г. Раннеземледельческая культура Северо-Восточного Кавказа. М., 1991.
3. Джавахишвили А. И. Строительное дело и архитектура поселений Южного Кавказа V-III тысячелетий до н. э. Тб., 1973.
4. Джапаридзе О. М. К истории грузинских племен на ранней стадии медно-бронзовой культуры. Тб., 1961 (на груз. яз. с русс, резюме).
5. Джапаридзе О. М. К этнической истории грузинских племен по данным археологии. Тб., 1976 (на груз. яз. с русс, резюме).
6. Джапаридзе О. М. Эпоха ранней бронзы в Закавказье. Кавказ и Средиземноморье. М., 1980
7. Джапаридзе О. М. На заре этнокультурной истории Кавказа. Тб., 1989.
8. Куфтин Б. А. Урартский "колумбарий" у подошвы Арарата и куро-аракский энеолит. -ВГМГ, XIII-В, 1943.
9. Мерперт Н„ Я. Очерки по археологии библейских стран. М., 2000.
10. Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М., 1975.
11. Мунчаев Р. М. Энеолит Кавказа. Археология СССР. Энеолит СССР. М., 1982.
12. Мунчаев Р. М. Куро - аракская культура. Археология. Эпоха бронзы Закавказья и Северного Кавказа. Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии. М., 1994.
13. Мунчаев Р, М., Мерперт Н. Я. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии. М., 1981.
14. Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я., Амиров Ш. Н. Телль Хазна II - раннеземледельческое поселение в Северо-Восточной Сирии. - РА, № 3, 1993, с.25-42.
15. Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Древнейший культовый центр в долине Хабура (Северо-Восточная Сирия). - РА, № 2, 1997, с.5-28.
16. Нариманов И. Г. Культура древнейшего земледельческо-скотоводческого населения Азербайджана (эпохи энеолита VI-IV тыс. до н. э. Баку, 1987.
17. Amiet P. Representations antiqueds de constructions suisiennes. - Revue d'Assirologie, vol.53, Paris, 1959.
18. Collon D. First Impressions. Cylinder seals in the Ancient Near East. Chicago, 1988.
19. Delougaz P. A. A Short Investigations of the Temple at A1 Ubaid. - Iraq, №5, 1938.
20. Delougaz P. A. The Temple Oval at Khafajah. - Oriental Institute Publications, №53. Chicago, 1940.
21. Hijjara I. The Halaf period in Nothem Mesopotamia. London, 1997.
22. Kenyon К. M. Archeology of Holy Land London, 1978.
23. Lenzen H. Die Architectur in Eanna in da Uruk IV Period. - Iraq, №36, part Vi, 1974.
24. Mallowan М. E. L., Cruikshank RoseJ Excavations at Tell Arpachiyah. - Iraq, vol. Ц parti, 1935.
25. Mallowan М. E. L. Excavations at Tel Brak and Chagar Bazar. - Iraq, vol.IX, 1947.
26. Mellaart J. Neolithic of Near East London, 1975.
27. Muncaev R. М., Merpert N. Ja. D: Hassuna a Accad. Scavi Della Missione Rusa Nella Regione Hassake, Siria, Di Nord-Est, 1981 - 1992. - Mesopotamia, XXIX. Firenze, 1994.
28. Oppenheim M. Tell Halaf. Berlin, 1943.
29. Pittman H. Pictures of an administratior the late Uruk scribe at work. In: Between the rivers and over the mountains. Roma, 1993.
30. Safar F., Mustafa M. A., Lloyd S. Eredii Baghdad, 1981.
31. Schmidt J. Zwei Tempeln der Obe Zeitin Uruk. Baghdader Mitteilungen. Berlin, 1974.
32. Schwartz G. M. The Ninevite V Period and the development of complex society it nothem Mesopotamia. Paleotient, vol.13-2. Paris. 1987.
33. Sievertsen U. Untersuchugen zur Pfleiler-Nichen Architektur in Mesopotamien und Syrien von ihren Anfangen im 6. Jahrtausend bis zum Ende der friihdynastichen Zeit. Teil I-II. BAR Inter. Series, 1998.
34. Tunca O. L’architecture religiese proto-dinastique en Mesopotamie, I-II. Leiven, 1984.
Список иллюстраций
Рис.1. Телль Хазна 1. Генеральный план раскопа. В центре под №37 отмечена рассматриваемая в статье башня.
Рис.2. Телль Хазна 1:1- разрез башни № 37 по линии север - юг; 2 - южный фас башни.
Рис.3. Телль Хазна 1. Кремневые серпы из заклада в башне № 37.
Табл.I. Телль Хазна 1. Печати.
Табл.II. Телль Хазна 1. Глиняные подставки.
Табл.III. Телль Хазна 1. Антропоморфные и зооморфные статуэтки.
Табл.IV. Телль Хазна 1. Глиняные сосуды.
|
